Мои переводы

Закладки на свои работы в фандомах.

Bleach

Сразись со мной!, Куросаки Ичиго, Гриммджоу Джагерджак, RG, юмор На Фикбуке АО3

До конечной станции, Гриммджоу Джагерджак/Куросаки Ичиго, AU, повседневность, RG-13, На Фикбуке АО3

Комната №49, Гриммджоу Джагерджак/Куросаки Ичиго, AU, R, мистика, триллер, На Фикбуке, На AO3

Bungo Stray Dogs

Капитуляция, Ацуши Накаджима/Рюноске Акутагава, Рюноске Акутагава/Ацуши Накаджима, Рюноске Акутагава, Ацуши Накаджима, Осаму Дазай, RG-13, Hurt/Comfort, от врагов к..., миссия, первый поцелуй, На Фикбуке, На АО3

Kuroko no Basuke

Показалось, Аомине Дайки, Кагами Тайга, юмор, баловство, кому-то увидится аокага)) На Фикбуке АО3

Нечаянно нагрянет, Аомине Дайки/Кагами Тайга, RG-13, романтика, психология, повседневность На Фикбуке АО3

Очень простая игра, Аомине Дайки/Кисе Рёта, Аомине Дайки, Кисе Рёта, RG-13, ER, юмор, флафф, фейковок предложение руки и сердца (но это не точно), два придурка как обычно, На АО3, На ФикБуке

Много шуму из ничего, Аомине Дайки/Кагами Тайга, Аомине Дайки, Кагами Тайга, юмор, сумасшедшие шипперы, RG-13, На ФБ, На АО3

Haikyuu!

Высокие разногласия, Куроо Тецуро/Акааши Кейджи, RG-13, школа, повседневность, юмор. На ФБ, На АО3

И жили они долго и счастливо, Бокуто Котаро/Акааши Кейджи, Куроо Тецуро/Акааши Кейджи, Бокуто Котаро/Акааши Кейджи/Куроо Тецуро, RG-13, фентези ау, юмор, полиамория, броманс. На ФБ, На АО3

99 дней Бокуто Котаро, Бокуто Котаро/Акааши Кейджи, RG-13, романтика, юмор, флафф На Фикбуке АО3

Перезвони мне, ладно?, Бокуто Котаро/Акааши Кейджи, RG, романтика, юмор, флафф На Фикбуке АО3

Проблемные, Мия Атсуму/Мия Осаму, R, психология, повседневность, немного ангста на Фикбуке АО3

Волшебные, Бокуто Котаро/Куроо Тецуро, драббл, романтика, флафф, ER На Фикбуке АО3

Каждой розе - свой садовник, Ойкава Тоору/Ушиджима Вакатоши, Final Quest!AU, юмор, RG, зачатки романтики На Фикбуке АО3

запись создана: 12.06.2019 в 07:34

@темы: kuroko no basuke, Haikyuu!, рыбки-звезды, Bleach

---

Название: Высокие разногласия
Оригинал: (height) differences
Автор: whenisayvolyousaytronvol
Переводчики:  saltyzebra
Фендом: Haikyuu!
Пейринг: Куроо Тецуро/Акааши Кейджи
Персонажи: Куроо Тецуро, Акааши кейджи
Категория: слеш
Жанр: повседневность, школа, юмор
Рейтинг: RG-13
Размер: 1 853 слова
Ссылка на АО3 =>> Высокие разногласия
Ссылка на ficbook =>> Высокие разногласия
Размещение: где хотит, как хотите, благословляю. но черканите словцо, мне будет приятно
Краткое содержание: — Я всего лишь на пять сантиметров ниже вас, Куроо-сан. Не такая уж большая разница, — Акааши ставит бутылку с водой на скамью и поворачивается лицом к Куроо.

— Да, но ты упускаешь одну очень важную деталь, а именно, — Куроо расплывается в улыбке, — что я на пять сантиметров выше.

— Я всего лишь на пять сантиметров ниже вас, Куроо-сан. Не такая уж большая разница, — Акааши ставит бутылку с водой на скамью и поворачивается лицом к Куроо.

— Да, но ты упускаешь одну очень важную деталь, а именно, — Куроо расплывается в улыбке, — что я на пять сантиметров выше.

Привычный послетренировочный ритуал. Куроо, мастер провокаций, говорит что-то, ну… провокационное. Акааши, обычно тихий и невозмутимый, не может удержаться от ответного комментария. При этом неважно, с ним Куроо говорит или нет.

В этот раз Куроо решил похвалиться перед Акааши своим небольшим преимуществом в росте. Подчеркнул он этот факт, ведя ладонью от своей макушки к пространству над головой Акааши. Пара ехидных замечаний о том, что единственная причина этого сомнительного преимущества — специфическая причёска капитана, и их было уже не остановить.

Надо сказать, Куроо в последнее время выбирал своей мишенью именно Акааши. Хотя бы потому, что он мог отшутиться в ответ и весьма умело, а Куроо это нравилось невероятно. Приятно встретить достойного противника, который не только не пасует, но и качественно даёт сдачи.

Акааши с подозрением прищуривается.

— Не вижу разницы.

— Так уж и не видишь? — Куроо наклоняет голову. Веселье начинается.

— Хотя... вы правы. Разница есть, — признаёт Акааши, подбирая с пола мяч. Куроо не ждёт, что Акааши сейчас же согласится с ним, нет, этого не произойдёт. Но и признавать поражение лишь для того, чтобы Куроо успокоился и замолк, он не станет. — Второй вариант тешит ваше самолюбие.

Как Куроо и ожидал. Он ахает, якобы возмущённый, прижимая руку к груди, пока Акааши продолжает спокойно крутить в руках мяч.

— Как грубо! Ты так со всеми третьегодками разговариваешь?

— Нет. Только с вами.

Акааши между делом подкидывает мяч в воздух и, отступая, с лёгкостью ловит.

— Ах, чувствую себя таким особенным, — насмешливо тянет Куроо. — За что такая честь? — спрашивает он, не позволяя разговору прерваться, но уже наперёд зная, каким будет ответ.

— Вы провокатор. Стараетесь задеть так, что вам наверняка ответят, не в силах промолчать. Вы постоянно этим занимаетесь. Не могу сказать, зачем, но знаю, что так и есть. Думаю, поэтому так сложно…

Акааши замолкает и смотрит на мяч, будто надеясь, что тот поможет найти верные слова.

— Устоять передо мной? — Куроо знает, что звучит слишком нахально, но сдержаться не может. Он уверен, что ответная реакция будет того стоить.

Акааши смотрит с каменным лицом, как бы говоря: «Вы это серьёзно сейчас?», а после сообщает:

— Устоять перед желанием врезать вам.

Куроо смеётся — и с того, как смешно выглядит Акааши с таким выражением лица, и с того, с какой лёгкостью он дал оценку поведению Куроо, как будто раньше об этом думал. На самом деле, у Куроо были и другие причины так себя вести, но надо отдать Акааши должное за весьма продуманный ответ.

— Всё верно. Это весело. Особенно с кем-то, вроде тебя, потому что ты даёшь отпор.

Акааши приподнимает бровь и перехватывает мяч под рукой, наблюдая за Куроо. Тот застывает под взглядом чужих глаз и ловит себя на том, что пялится, завороженно наблюдая, как смешиваются оттенки синего. Куроо моргает пару раз.

Итак, Акааши привлекателен, чрезвычайно остроумен и умён, а ещё, как сказал Яку, “настолько не твоего уровня, что даже не смешно; нет, серьёзно, я бы тебя засмеял, но совесть замучает”.

По правде говоря, Куроо уже влип по самые уши.

Он словно со стороны слышит голос Акааши:

— Странно слышать подобное от человека, заявляющего, что он взрослый.

Только благодаря отточенной годами выдержке Куроо удаётся сохранить невозмутимый вид и не покраснеть как мальчишка, которого застали за разглядыванием того, кто ему нравится.

— Дерзкие слова для того, кто должен бы уважать старших.

Акааши закатывает глаза, но Куроо успевает заметить, как у него дёргается уголок рта. Куроо готов поклясться, что Акааши наслаждается их небольшой полемикой ничуть не меньше. Теперь дело за малым — заставить его признать это.

— То, что вы старше — всего лишь на год, между прочим, — не значит, что вас за это сразу надо уважать. А ещё старшинство совершенно точно не означает, что вы мудрее.

— Извините, пожалуйста, я предостаточно мудр! Чтоб ты знал, я хожу на курсы подготовки к универу для третьегодок.

— Я знаю. Но “мудрость” не то же самое, что “интеллект”. Это как теория и практика. Или здравый смысл.

Куроо потёр подбородок, притворяясь, что серьёзно задумался.

— Вроде как интеллект — это знать, что помидор — фрукт, а мудрость — не добавлять его во фруктовый салат?

У Акааши снова дёргается уголок рта, и он прикрывает глаза на пару секунду.

— Да, Куроо-сан. Если смотреть под таким углом, то вы правы.

В разговоре наступает пауза, и до Куроо доходит смысл слов Акааши. От удивления он ловит ртом воздух, в этот раз искренне.

— Погоди, ты считаешь меня умным?

— Я…

Акааши испуганно замирает, как олень, ослеплённый фарами машины. Куроо решает, что это лучшее, чего он добился в своей жизни.

— Я никогда не считал вас глупым.

— Ты реально признаёшь, что я умён! — Куроо понимает, что улыбается сейчас, как идиот, но он слишком поражён и взволнован тем, что смог заставить Акааши проколоться. Надо делать так почаще. Может, стоит общаться не только шутками и подколками, а просто... Общаться. Хотя в итоге всё равно всё закончится спором. Но тем не более...

«А, нет, я бы тут же помер от избытка чувств, если б проводил с ним больше времени, особенно наедине», — вспоминает Куроо и решает смириться с тем, что навсегда останется тоскующим влюблённым неудачником.

— Без комментариев, — Акааши, похоже, успевает собраться с мыслями. Он переводит взгляд на мяч. Куроо, кажется, видит лёгкий румянец на его щеках. В груди ёкает, и он в шаге от того, чтобы рухнуть перед Акааши на колени. Но всё же держит себя в руках.

— Твоё нежелание признать это говорит само за себя, Акааши.

— А вы совершенно лишены такта.

Куроо смеётся. Это он знает. Ему говорили, и не единожды, и разные люди.

Что ж, настало время для контрольного аргумента. Куроо берёг этот козырь с самого начала их разговора.

— Остри, сколько хочешь, но есть одна вещь, с которой ты ничего поделать не сможешь.

— О, прошу, просветите меня, — Акааши позволяет себе лишь немного усмехнуться, а Куроо всё равно приходится приложить усилия, чтобы его торжествующая (как он надеется) ухмылка не стала глупой счастливой улыбкой.

— Мои пять сантиметров, — припечатывает Куроо, и это выражение лица Акааши он однозначно запомнит на всю свою жизнь.

Цукишима, молча наблюдавший за всем со стороны, всё-таки спрашивает у Бокуто:

— Они что, всегда так?

Ответ следует незамедлительно:

— Практически.

Куроо пожимает плечами:

— Нам весело.

— Это точно, — Цукишима с сомнением смотрит на обоих в последний раз и направляется к выходу из спортзала.

— Парни, мы тут всё уже прибрали, пока вы болтали! — Бокуто перекидывает спортивную сумку через плечо и придерживает дверь, чтобы она не успела закрыться. — Акааши, это последний мяч.

Акааши смотрит на мяч, который всё ещё держит в руках.

— О, извините, Бокуто-сан.

— Да, извини, обещаю, завтра от нас будет больше помощи. Мы просто, эм, — Куроо трёт шею. Он и забыл, что они всё это время были... здесь. — Мы увлеклись.

— Забейте! Думаю, вам реально было весело, да? — Бокуто поднимает большой палец вверх, либо подмигивает, либо неудачно моргает и тоже выходит на улицу.

Куроо и Акааши молча наблюдают, как дверь с тихим щелчком закрывается. Слышно только тихое жужжание вентилятора под потолком.

Куроо смотрит, как Акааши подходит к корзине и кладёт свой мяч к остальным.

Они одни. Он один. Наедине с Акааши. Который ему нравится.

— Знаешь, — Куроо нарушает молчание. — Нам и правда весело, да?

Акааши задумывается на пару секунд, прежде чем ответить.

— Да.

— Так ты признаёшь, что тебе это нравится? — Куроо часто говорили, что он любит испытывать судьбу. С этим трудно было поспорить.

— Что мне нравится?

— Наши разговоры, — уточняет Куроо.

— Это скорее дуэль аргументов, чем разговор.

— Мне кажется, ты преувеличиваешь. Я не хотел показаться грубым. Я ведь не был груб, да? — Куроо решается признаться в одном из своих самых страшных опасений. — Ты бы мне сказал, если что?

Акааши фыркает, скрещивая руки на груди.

— Я вас умоляю. Все знают, что вы на самом деле ничего дурного никому не желаете. Вы не сможете всерьёз задеть, даже если будете нарочно пытаться.

— Спасибо. Наверное? — Куроо делает несколько шагов к Акааши. — Можешь уточнить, что ты имеешь ввиду?

Акааши закатывает глаза. «Он часто так делает», — замечает Куроо.

— Вы слишком добрый для плохого парня.

Брови Куроо взлетают вверх. Он и не планировал выведывать у Акааши, что тот думает о нём на самом деле, и теперь он начинает нервничать. Что же делать, что ему сейчас делать?

Конечно, продолжать тянуть удачу за хвост.

— Оя? Так ты считаешь меня и добрым, и умным?

— Без комментариев, — повторяет Акааши и делает шаг вперёд.

— Хммм, — Куроо смущается ещё больше, но жаловаться точно не собирается. — Если что, мы просто спорим, — поясняет он на всякий случай, — а не ругаемся.

Он решается сделать ещё пару шагов вперед. Акааши шаг назад не делает.

Сердце Куроо бьётся как сумасшедшее. Интересно, может ли Акааши услышать? Куроо вовремя спохватывается, что думает всякие глупости, но снова отвлекается, засматриваясь на глаза Акааши.

Он делает ещё шаг - глаза Акааши вблизи такие невозможно синие, - и теперь они стоят очень, очень близко друг к другу. Если сделать ещё шаг, они поцелуются. Куроо едва дышать не перестаёт от этой мысли.

— Эм, — Куроо неловко прокашливается. — Мы стоим... очень близко.

— И правда.

— Ты... не хочешь отступить?

— Нет, — просто отвечает Акааши.

Куроо думает, что ему, возможно, тоже неловко, и это успокаивает. Акааши сейчас совершенно точно краснеет, к тому же, он больше не смотрит Куроо в глаза.

Да помогут Куроо боги.

— А вы хотите, чтобы я отступил, Куроо-сан?

— Ни за что, — выпаливает он громче, чем следовало, ловит выражение лица Акааши и тут же мысленно дает себе подзатыльник. Язык без костей, чтоб его.

Дверь в спортзал приоткрывается.

— Эй, а вы тут не видели…

Куроо и Акааши оборачиваются на вошедшего. Куроо узнаёт вице капитана Карасуно по светлым волосам. Сугавара таращится на них, и до Куроо доходит, как двусмысленно они с Акааши выглядят со стороны.

— Эм. Танаку и Нишиною. Второгодок. Эм...

Сугавара запинается, а потом и вовсе замолкает под их ошарашенными взглядами.

— Один с бритой головой, как монах, а второй… Похоже, я помешал. Я... Я, наверное, пойду?

Он показывает кому-то снаружи большой палец и быстренько ретируется.

Совершенно сбитый с толку, Куроо поворачивается обратно к Акааши, который тоже выглядит довольно сконфуженно. Это так очаровательно, что Куроо едва не умирает на месте.

Он думает, что сейчас — и будь что будет — самое подходящее время, чтобы задать вопрос. Пока их снова никто не прервал. На всякий случай Куроо мысленно подготовился к отказу.

— Можно мне…

— Можно.

Куроо моргает.

— Я ещё даже не успел закончить фразу. Откуда ты вообще знаешь, что я собирался сказать?

Акааши просто смотрит на него.

— Оттуда. Не заставляйте меня повторять, пожалуйста.

Куроо снова моргает. Его мозг официально спёкся.

— Так что, я могу, — Куроо показывает пальцем на свой рот, — ну, то есть, прямо в губы?

Акааши в сотый раз закатывает глаза и совершенно точно краснеет, а ещё как будто бы пытается не рассмеяться. Куроо очень хочет, чтобы Акааши смеялся. Он хочет делать так, чтобы Акааши смеялся. Он хочет слышать не скупой смешок, которым удостаиваются его глупые выходки и кривляния, а настоящий смех. Интересно, как бы он звучал. Должно быть, прекрасно. Не то что Куроо с его «ослиным смехом» (опять же, по словам Яку).

Кто-нибудь, ущипните его, или Куроо сойдёт с ума.

— Зараза ты, — говорит он, но беззлобно, скорее добродушно-обожательно, если так вообще можно сказать.

Ему нужно совсем немного наклонить голову, чтобы коснуться губ Акааши. Пожалуй, он готов признаться самому себе, что, может быть, эти пять сантиметров и правда не такая уж и большая разница.

И если это признание означает, что в этом споре он проиграет, Куроо ни на секунду не пожалеет.

@темы: Haikyuu!, рыбки-звезды

---

Комната №49, фандом Bleach, Гриммджоу/Ичиго

Название: Комната №49
Оригинал: Room 49
Автор: trevo4folhas
Переводчик: Honeythieff
Фендом: Bleach
Пейринг: Гриммджо Джагерджак/Куросаки Ичиго
Персонажи: Гриммджо Джагерджак, Куросаки Ичиго
Категория: слэш
Жанр: АУ, мистика, триллер
Рейтинг: R
Размер: 2 768 слов. Всего 5 глав
Ссылка на АО3 =>> Комната №49
Ссылка на Фикбук =>> Комната №49
Краткое содержание: Ичиго, ныне студент Медицинского университета Каракуры, переезжает в местное общежитие, в совсем недавно отремонтированное крыло здания. Этаж только-только открыли на заселение, но Ичиго не может отделаться от ощущения, что в соседней комнате происходит что-то странное. Что-то, от чего кровь стынет в жилах.

Размещение: где хотит, как хотите, благословляю. но черканите словцо)) Мне будет приятно))

Глава 1

Глава 1

Эхо шагов гулко отражалось от стен общежития Медицинского университета Каракуры, нарушая царившую в коридорах тишину. Сейчас мало кого можно застать здесь: большинство студентов, совершенно не таясь, курило у входа в здание. Забавно, эти юные дарования учились спасать жизни, а сами добровольно вредили собственному здоровью. Да и у самого Ичиго отец (тоже врач) любил подымить. Когда Ичиго или его младшие сестры уговаривали его отказаться от вредной привычки, их мама, смеясь, добавляла:

«Сапожник без сапог».

Ичиго невольно улыбнулся. Когда ты маленький, то не придаешь значения таким вроде бы незначительным моментам своей жизни. Но когда становишься старше, понимаешь, что каждое воспоминание — на вес золота. Жизнь рано преподала ему этот урок.

Чад шел рядом и нес сумки со своими вещами так, будто они ничего не весили. Его появление никогда не оставалось незамеченным: слишком сильно выделялся ростом и темной кожей. Сопровождаемый взглядами, он шел гордой поступью и полный достоинства. С Чадом можно было молчать и не чувствовать при этом неловкости. Мало с кем Ичиго чувствовал себя настолько комфортно. Ему даже казалось, что он за всю свою жизнь не устал бы от него (подразумевая при этом самые, какие только возможно, дружеские, совершенно не романтические отношения).

Они непременно хотели жить вместе, и им предложили место в недавно отремонтированном крыле общежития, где все еще оставалось достаточно много свободных комнат. Занятия начнутся через неделю, но Чад первую учебную неделю пропускает. Его не будет целых пятнадцать дней — поедет в Мексику разбираться то ли с наследством дедушки, то ли с недвижимостью. Туманное объяснение, но Ичиго не стал задавать вопросов. Тем более, что Чад приехал заселяться вместе с ним, без спешки и суеты, и Ичиго чертовски за это благодарен. Первое время на новом месте всегда чувствуешь себя не в своей тарелке, особенно среди незнакомых людей, так хотя бы переезжать в одиночку не пришлось.

Между третьим и четвертым этажом в воздухе кружилась пыль. Судя по открытым дверям комнат, другие студентов тоже въезжали сегодня. Мутный воздух их вроде бы совсем не смущал. Похоже, чем выше они поднимались, тем больше появлялось пыли. Вероятно, из-за свежего ремонта на последнем этаже.

Но это ерунда, слегка раздражает — и только. Искать новое место Ичиго не будет. Зря, что ли, они тащили чемоданы с вещами целых три этажа. Не хотелось проходить через все это заново лишь потому, что здесь немного грязно. Задумавшись, Ичиго слишком поздно заметил спускавшегося навстречу человека и споткнулся, пытаясь избежать столкновения. Мелькнуло что-то голубое.

Незнакомец по-кошачьи ловко увернулся и преспокойно спускался дальше. На мгновение Ичиго показалось, что тот скорее плывет по воздуху, чем ступает по лестнице.
Внешний вид незнакомца буквально кричал — «хулиган». Длинные ноги, широкие плечи, черная кожаная куртка с шипами. Пряди невозможно яркого голубого цвета, стоящие торчком. Настолько авангардно, что Ичиго чуть не фыркнул. Он знал, что в Большом Университете наверняка наткнется на людей с яркой и необычной внешностью, но этого кадр иначе как «привет из буйных восьмидесятых» описать невозможно.
Но Ичиго не издал ни звука, даже ухмыльнуться не смог под взглядом чужих голубых глаз, а вокруг как будто стало холоднее.

— Ичиго? — голос Чада вернул к реальности.

— Да… Идем, — кивнул Ичиго другу и тихонько оглянулся через плечо. Незнакомец усмехнулся, скалясь от уха до уха. Он все еще смотрел прямо на Ичиго.

Если бы Ичиго не было так неловко за свою рассеянность, он бы не промолчал.

— Ты знаешь его? — спросил Чад. Лестница, наконец, осталась позади, и они шли по пустынному коридору, беспечно волоча сумки за собой.

— Никогда раньше не видел, — отстраненно ответил Ичиго, высматривая комнату номер сорок восемь.

— Довольно запоминающийся тип.

Ичиго не смог подавить рвущийся наружу смешок. Еще он, наконец, нашел нужную дверь.
Самая обычная, ничем не примечательная, такая же, как и все остальные на четвертом этаже. В конце коридора, вторая с конца — легко запомнить. Ичиго повернул ключ в замке и вошел, осматривая то, что на ближайшие несколько лет станет их вторым домом.

— Зато окна большие, — воодушевленно заметил он. — Хотя бы в пыли не задохнемся.

Два больших окна выходили в сад. Сама комната очень маленькая: небольшой шкаф, две кровати и один письменный стол. Бросив сумки у одной из кроватей, Ичиго прошел к другой двери, которая вела к крошечной ванной комнате. Так и клаустрофобии развиться недолго. Душ и туалет едва вмещались в тесное пространство, окошка не было и пахло сыростью.
С другой стороны, никто из них не ожидал номера в пятизвездочном отеле. Так что все вполне себе нормально.

— Привет, — окликнул чей-то голос из коридора. На пороге их комнаты стоял парень со светлыми волосами и печальным выражением лица. — Вы новенькие? Я из студенческого совета. Изуру Кира.

— Куросаки Ичиго, Ясутора Чад, — представил обоих Ичиго.

Изуру застенчиво улыбнулся.

— Мне нужно убедиться, что у вновь прибывших все в порядке, и помочь, если что-то будет нужно.

— Все нормально, спасибо, — поблагодарил Ичиго. — Ты живешь в этом корпусе?

— Да. Вы пока первые, кого я видел на этом этаже. Спускайтесь в гостиную, если заскучаете. О, точно! — Кира, покопавшись в карманах, протянул им два флаера. — Завтра студенческая вечеринка. Присоединяйтесь.

— Спасибо, — Ичиго флаер взял, но пока не мог понять, чего ему больше захочется — пойти повеселиться со всеми или поваляться в комнате в одиночестве. Он вспомнил о незнакомце.

— А на этом этаже точно больше никого нет? Мы столкнулись с кем-то на лестнице. Голубые волосы, кожаная куртка. Может, знаешь его?

— Волосы голубые? Не думаю, что знаю такого… — печально ответил Кира. — Наверное, тоже новенький. Старожилы избегают этот этаж.

— Почему? — нахмурился Ичиго.

— Да так, старые байки… Думал, вы знаете. В любом случае, волноваться не о чем. Тридцать лет назад или коло того в соседней комнате убили человека. Позже несколько студентов, которые здесь жили, совершили самоубийство… — Кира замолчал, заметив ошарашенные лица Ичиго и Чада. — Студенты верят, что теперь там живет призрак, и некоторые пытались пробраться туда в Хэллоуин. Но, как я уже сказал, это просто страшилки. По правде говоря, никогда не интересовался, правдивы ли те истории. Университет использует ту самую комнату как кладовку, так что… Никто там не живет.

— За нас не волнуйся, — ответил Ичиго. — История неприятная, конечно, но и только. Я не верю в призраков и прочую потустороннюю чепуху.

— Люди любят преувеличивать, — присоединился к разговору Чад.

— Вот именно, — кивнул Кира, кажется, успокоившись. — Ладно, помните, если вам что-то понадобится, обращайтесь ко мне. На ресепшене на первом этаже знают, как со мной связаться.

Они попрощались, и Кира ушел вниз, негромко покашливая.

Ичиго молча вернулся к сумке с вещами, но замер, заметив ухмыляющегося Чада.

— Что? — с вызовом спросил он. — Ты же знаешь, я не верю подобным россказням.

— А я не об этом, — тихо отозвался Чад.

Ичиго застыл, непонимающе глядя на друга, а потом покраснел.

— Да ну тебя. Я просто хотел узнать, вдруг тот парень — наш сосед.

Чад, видимо, подумал, что Ичиго не терпится увидеться с тем незнакомцем снова, потому он и решил узнать про него у Киры.

— Может, он будет завтра на вечеринке? — предположил Чад, поворачиваясь спиной к Ичиго, чтобы тот не заметил его улыбку.

— Обхохочешься, Чад. Мне все равно.

— Пойдешь?

— Не знаю еще. Хочу побыть один.

— Ты бы мог познакомить меня с другими студентами, когда я вернусь, — продолжал улыбаться Чад.

— Правильно, свали всю грязную работу на меня, — фыркнул Ичиго.

Все же идея пойти развеяться не так уж и плоха. Ичиго не частый гость на вечеринках (и вряд ли когда-нибудь станет заядлым тусовщиком), но он сомневался в правдивости легенд о чумовых студенческих попойках, диких обрядах посвящения и обо всем прочем, чему место в кино, а не в реальной жизни. Скорее всего, на самом деле все намного скромнее.
Немного поразмыслив, он решился пойти, надеясь познакомиться и подружиться с кем-нибудь до того, как его с головой поглотит учеба.

***

Жизнь полна радостных впечатлений и стоящих риска ожиданий. А потом реальность возвращает тебя обратно на грешную землю.

Вечеринка оказалась далеко не скромной тусовкой. Было шумно, людно (Ичиго за весь день не видел в здании столько студентов, узнал вообще только пару-тройку лиц), а запас алкоголя казался бесконечным. Какой-то парень с красными волосами, в которого не иначе как бес вселился, постоянно кричал «пей до дна» и звал всех играть в игры на выпивание.
Не то чтобы Ичиго не хотел веселиться вместе со всеми, но обычно он либо совсем не пил, либо пил, но очень быстро пьянел. Пока новые знакомые, с которыми Ичиго успевал познакомиться, наполняли себе очередной бокал, он уже чувствовал, как его начинало вести, и приходилось остановиться. Пьяный, он или без сил лежал, или не выходил из туалета.

Эти «или» между собой не уживались.

Он вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь. Музыка играла так громко, что дверь вибрировала. Ичиго сполз на пол. Стены в здании будто из картона сделаны, как выяснилось уже после первой ночи — слышимость оказалась отличная. Он вчера сидел допоздна, залипая в ноутбук, и слышал, как на соседнем этаже и ниже туда-сюда ходили студенты.

Но жизнь с двумя младшими сестрами по соседству научила его не обращать внимания на шум и суету. Тем более, что от звука шагов абстрагироваться получалось довольно легко.
Но было кое-что, что игнорировать не получалось — скрипящее окно в соседней комнате. Той самой, где якобы обитали призраки.

Ичиго не было страшно. В его возрасте такие вещи уже не пугают, но от криповатого звука по телу ползли мурашки. Ичиго как-то неожиданно остро осознал, что совершенно один на всем этаже — Чад уехал в тот же день. В три часа утра терпение Ичиго лопнуло. Он встал с кровати, намереваясь закрыть этот треклятое окно.

Едва его рука коснулась дверной ручки, как скрип прекратился. Немедленно захотелось оказаться как можно дальше от комнаты сорок девять, и Ичиго нервно фыркнул. Не обращая внимания на внезапную иррациональную панику, он повернул ручку. Дверь оказалась заперта.

Да ради бога. Окно мог открыть ветер. Закрыть тоже мог ветер.

На следующее утро Ичиго зашел в ближайшее кафе позавтракать и обратил внимание на то самое окно. Закрыто. Может, пока он спал, кто-то не выдержал и закрыл его. Днем он уже и думать об этом забыл, но сейчас, ночью, когда пора было возвращаться к себе, ему снова стало не по себе и меньше всего хотелось оставаться одному.

Теплилась надежда, что алкоголь поможет быстрее уснуть.

Кто-то сел рядом, прервав вереницу нерадостных мыслей, и в следующую секунду Ичиго столкнулся со знакомым взглядом обладателя пронзительно голубых глаза и от неожиданности открыл рот. Это был тот самый парень, с лестницы. Ичиго не видел его с того почти столкновения на лестнице и не то чтобы особо высматривал на вечеринке, но все равно в какой-то степени приятно было снова с ним пересечься.

Незнакомец в одной руке держал зажигалку, в другой — пачку сигарет. Он вытащил одну и предложил Ичиго. Тот за всю свою жизнь не выкурил ни единой, но сейчас прямо руки чесались взять и хорошенько затянуться.

— Нет, спасибо.

Незнакомец настаивать не стал и молча поджег сигарету, зажав ее между зубов.

— Как думаешь, сколько тебе осталось? — чуть погодя спросил он, а когда Ичиго хмуро посмотрел на него, продолжил:

— Я слышал, ты живешь в комнате с призраками.

— Ты слышал? — Ичиго нахмурился еще больше. Как-то не радовало, что слухи распространялись настолько быстро, даже если вреда от них все равно никакого не было.

— Но я живу в соседней комнате.

— Да-да, верно, — парень поежился. — Слухи разлетаются быстро.

— Как тебя зовут?

— Гриммджоу. Без комментариев, — тут же добавил он, заметив заинтересованный взгляд Ичиго.

— Я слышал и более странные имена.

— Сомнительный комплимент, — съязвил Гриммджоу.

Ичиго лишь фыркнул. Он не собирался дальше обсуждать чужое, пусть и необычное, имя.

— Ты живешь здесь, да? Я тебя и раньше тут видел.

— С какой целью интересуешься? — ухмыльнулся Гриммджоу. — Хочешь составить мне на ночь компанию?

— О, забудь, — недовольно пробормотал Ичиго.

— Ты бы хоть представился для начала, — Гриммджоу посмотрел на него, сделав особенно длинную затяжку и выпуская дым кружками. — И угостил бы чашкой кофе.

— Совсем забыл. Куросаки Ичиго, — ответил Ичиго, игнорируя фырканье Гриммджоу. — Без комментариев.

— И не таких ягодок знавал.

— Тц, — Ичиго лишь усмехнулся в ответ на избитую шутку. Он устал каждый раз объяснять, что «клубника» на самом деле не является значением его имени. Так что «ягодкой» его не удивишь. Ноль баллов за оригинальность.

— У тебя разве нет соседа по комнате?

— Его не будет на этой неделе, — ответил Ичиго. — Придется тебе довольствоваться моим обществом.

— Какая удача.

Ичиго не понял, сарказм то был или попытка во флирт. В любом случае его захмелевшему сознанию сейчас было все равно.

— На кого учишься? — спросил Ичиго не любопытства ради, а просто поддержать разговор. Мысленно он уже успел представить Гриммджоу в прозекторской, склонившегося над трупом с кровавым скальпелем в руках. Тому бы пошло.

Хотя что он, по сути, знает об этом Гриммджоу? Не стоит преждевременно судить по одной лишь внешности.

— Не столь важно.

— Это что, секрет? — нахмурился Ичиго.

— Нет, просто не твое дело.

Ну, что ж, теперь Ичиго знает, что Гриммджоу грубиян.

— Ты задаешь слишком много вопросов для того, кто сам не желает отвечать ни на один, — огрызнулся Ичиго, поднимаясь и чувствуя слабость в руках и ногах. Алкоголь еще не успел выветриться. — Я ухожу.

— Уже? Сбегаешь от меня? — Гриммджоу явно дразнился, и Ичиго хмыкнул.

— А ты высокого о себе мнения, как я погляжу?

— Что есть, то есть. Ты не ответил насчет кофе.

— А отвечать не на что, — нахмурился Ичиго, пытаясь вспомнить, о чем говорил Гриммджоу. О никак не мог определиться, раздражает его это парень или забавляет. — Ты пытался пригласить сам себя на чашку кофе, я тебе ничего не предлагал. Только не надо говорить, что ты это серьезно.

— Флирт — не твоя сильная сторона, да, Куросаки? — расплылся в улыбке Гриммджоу. — За это купишь мне еще и маффин.

— Это не флирт. Ты просто хочешь поесть за мой счет.

Едва Ичиго договорил, как глаза Гриммджоу потемнели, и он облизнулся, явно провоцируя.
Ичиго не обращал внимания на многие вещи, в частности, подкаты. Но на это обратил и к своему ужасу почувствовал, как щекам становится жарко.

— Если завтра ты свободен, то как раз можешь угостить меня чашкой, а я за это скажу тебе номер моей комнаты.

— Слушай, кажется, ты меня не понял…

Не хотелось бы, чтобы Гриммджоу решил, будто Ичиго заинтересован. Но его перебили.

— В пять тебе удобно?

— Что?

— В пять часов. Я буду ждать в холле.

Гриммджоу поднялся и скрылся за дверью комнаты, где вечеринка шла полным ходом, оставив ошарашенного и не успевшего возразить Ичиго сидеть на полу.

Он так и не сдвинулся с места, пока звук открывшейся рядом двери и чьи-то шаги не привели его в чувство. Проклиная себя за то, что столько выпил, Ичиго наконец направился к себе, преодолевая этаж за этажом. О навязанной ему встрече он пока предпочел не думать.

До своей комнаты он успешно добрался, ругая на чем свет стоит старое здание общежития за бесчисленные лестничные пролеты. Повозившись с ключом и замком, он ввалился в комнату и тут же ничком упал на кровать. Сон не шел.

Тело устало, но голова работала. Ичиго не знал, сколько он так пролежал, пялясь в потолок, когда снова услышал скрип.

— Да блять, — пробормотал Ичиго, чувствуя, как накатывает неожиданная злость. Он вспомнил слова Киры о том, что некоторые студенты считали забавным пробираться в эту комнату и пугать друг друга. По всей видимости, теперь жертвой розыгрыша стал Ичиго.
Как будто он верит в привидения и городские страшилки. Он решил остаться в постели и, стиснув зубы, не обращать на шум внимания в надежде, что в конце концов неизвестным шутникам надоест, и они прекратят. Но шум не прекращался, и выйти в коридор все-таки пришлось.

Как и прошлой ночью, скрип прекратился, стоило Ичиго коснуться дверной ручки. Дверь все также была заперта.

Ичиго отчасти протрезвел, но ясность мысли все равно отсутствовала, притупляя инстинкты и заглушая беспокойное сердце. Ичиго постучал — никакой реакции с той стороны.

— Что бы вы там ни делали, прекратите, я пытаюсь уснуть.

Ни звука не доносилось с той стороны двери.

— Эй, думаете, это смешно? Выходите или я позову коменданта.

Больше всего на свете Ичиго сейчас хотелось оказаться как можно дальше от этой комнаты, но он не позволял иррациональному страху взять вверх над доводами рассудка. Раздраженный отсутствием ответа, он опустился на колени перед дверью и заглянул в замочную скважину.

В комнате было слишком темно и разглядеть, что там внутри, оказалось тяжело. В углу стояли несколько коробок и лежали наставленные друг на друга стулья, валялась пара метел, и больше Ичиго ничего различить не смог. Но вот окно, сквозь которое лился лунный свет, он видел хорошо.

Закрытое окно.

Ичиго всматривался в полумрачные очертания, надеясь засечь какое-нибудь движение, но тщетно.

Тут в замочной скважине вдруг резко все потемнело, как будто кто-то с той стороны закрыл обзор, и Ичиго испуганно вздрогнул. Пара секунд, показавшихся вечностью, ушла на то, чтобы понять, что он видит — на него не мигая смотрел чей-то широко распахнутый глаз.
Ичиго шлепнулся на пол и как мог быстро отполз от двери, пока не ударился спиной о противоположную стену коридора и тут же подскочил, думая только об одном — убраться как можно дальше с этого этажа, но идти было некуда. Он ворвался в свою комнату — единственное пристанище, — чувствуя, как сердце вот-вот выскочит из груди.

Ичиго пытался убедить себя, что оказался прав — кто-то действительно заперся изнутри и хотел над ним подшутить, но ужас не отпускал. Он свернулся на кровать, напуганный, вцепившись в простыни. Внутри все кричало, вопило, что что-то здесь не так.

Через несколько секунд он услышал скрежет, раздавшийся совсем близко. Как будто кто-то со стороны кладовки царапал когтями стену.

Собственная комната вдруг перестала казаться убежищем.

Глава 2

— Хреново выглядишь.

Ровно в пять, как и обещал, Гриммджоу появился в общей гостиной. На удивление пунктуален, но манеры все еще дурные.

Ичиго знал, что выглядит не важно. Он едва смог уснуть, учитывая ночное происшествие. Посмотрев на себя с утра в зеркало, он даже не стал пытаться как-то скрыть следы усталости и недосыпа. Не помогло бы.

Воронье гнездо на голове, огромные мешки под глазами — бессонная ночь сдавала с потрохами. Когда скрежет за стеной наконец прекратился, у Ичиго еще оставалась пара часов на сон, но он так и не смог сомкнуть глаз и, едва сработал будильник, тут же ушел. Хотелось держаться как можно дальше от комнаты. До приезда Чада осталось всего ничего, нужно просто потерпеть, но время текло мучительно медленно.

— Занятия еще не начались, у тебя нет никаких серьезных причин выглядеть как живой труп, — продолжил Гриммджоу и усмехнулся, — если только дело не в призраках.

Ичиго насупился, не находя здесь ничего смешного. Рассказывать, что случилось, он не собирался: новой порции обидных шуток не хотелось, а Гриммджоу и без того справлялся на отлично.

— Давай просто поскорее закончим с этим, — пробормотал Ичиго. Гриммджоу покосился на него, задетый его реакцией, но ничего больше не сказал, и до кафе они шли молча.

Ичиго никогда бы не подумал, что его новый знакомый падок на сладкое, но заказанный им самый дорогой напиток, покрытый безумным количеством сливок и сладких добавок, говорил об обратном. Гриммджоу определенно не заботило, что платить придется Ичиго из собственного кармана. Может, хотел досадить за резкий ответ при встрече, и, наверное, немного имел право.

Совсем чуть-чуть.

Ичиго забрал их заказ и прошел вглубь кафе. Гриммджоу выбрал им места уединенные, подальше от любопытных глаз. Ичиго присел за стол, грея руки о кофейный стаканчик.

— Но ты и правда выглядишь, как ходячий мертвец, — нарушил тишину Гриммджоу, и Ичиго хмыкнул.

— Похмелье, — соврал он, прихлебывая кофе и надеясь, что разговор умрет здесь.

— Ты столько не выпил. Выкладывай, чего неймется?

Удивленный, Ичиго посмотрел на Гриммджоу — не ожидал такой проницательности.

— Только не говори мне, что это правда из-за призраков.

— Заткнись… Я не верю в вещи, которые не могу увидеть, — огрызнулся Ичиго, только вот он не был уверен, кого пытался убедить — Гриммджоу или себя.

— Но что-то ты видел, да?

— Намекаешь на что-то? — разозлился Ичиго. Аппетит куда-то пропал. Гриммджоу не просто угадывал, он будто знал.

— Я знаю про звуки, — стоило ему в этом признаться, как Ичиго словно окаменел. — Не знаю, поверишь мне или нет, но когда-то я сам жил в той комнате.

— Ты… — карие глаза встретились со ярко-голубыми, и Ичиго, наконец, встрепенулся.

— Да, сто лет назад.

— Это шутка такая? — нахмурился Ичиго, но Гриммджоу лишь усмехнулся. — Поэтому я тогда столкнулся с тобой в общаге? До вечеринки, я имею ввиду. Ты хотел посмотреть, кто туда заселился?

— Может быть.

— А твое-то какое дело? — Ичиго сделал еще один маленький глоток кофе. Напиток получился уж слишком горячий, так просто не выпьешь, но Ичиго и без того уже совершенно точно проснулся. — Ты там больше не живешь, не все ли равно, как там живут другие?

— Хотел посмотреть, что изменилось после ремонта. Наткнуться на парня, который как раз туда въезжал, в мои планы не входило, но раз уж так вышло, что у нас есть что-то общее… Почему бы не повспоминать былое, разве не забавно?

Гриммджоу откинулся на сидение и ухмыльнулся. Его довольное выражение лица забавно сочеталось с мрачным видом Ичиго.

— Я, знаешь, как-то не в восторге.

— Прошло всего несколько дней.

— Да, но я там совсем один. У тебя вот был сосед по комнате? — спросил Ичиго, зная, что обычно селили именно по двое.

— Был, — подтвердил враз помрачневший Гриммджоу. Ичиго заметил, но докапываться не стал. Мало ли, что там у них произошло. Бывает, люди не уживаются друг с другом.

— Тогда не делай вид, что ты лучше меня, — проворчал он. — С тобой кто-то был, а я один на весь этаж. Есть разница.

— Так вот в чем дело, — Гриммджоу просто не мог пропустить такое. — Тебе одиноко, да?

— Даже не начинай, — закатил глаза Ичиго. Раздражало, как запросто Гриммджоу удавалось опошлить любой разговор. Ичиго глотнул еще кофе и попытался вернуться к теме разговора. — Так как ты справлялся?

— Знаешь, спал-то я в той комнате мало, — гадко усмехнувшись, ответил тот.

— Боялся? — поддразнил Ичиго.

— Ты же меня понял, Куросаки.

— А как ты понял, что это не было чьим-то розыгрышем?

Ичиго все никак не хотел отказывать от варианта с чьей-то глупой шуткой. Во всяком случае, больше верилось в то, что кто-то просто хотел его разыграть, чем в неуспокоившуюся душу, обитающую неподалеку.

— Это ж как сильно нужно хотеть над кем-то приколоться, чтобы часами ради этого сидеть в запертой комната и царапать стены, — заметил Гриммджоу. Он впервые упомянул конкретный звук.

Такой же слышал прошлой ночью Ичиго.

— Наверное, так же сильно, чтобы не полениться прийти к своей старой общаге и проверить, слышно ли их еще.

— Что-то хочешь мне сказать, Куросаки?

Ичиго хотел. Невозможно не обратить внимание на странное поведение Гриммджоу. Якобы случайно встретил Ичиго в места, где давно уже не жил. Теперь вдруг выясняется, что заселили его в свое время в ту же комнату, что Ичиго. А после того, как Гриммджоу практически насильно затащил его в кафе, то решил непринужденно поболтать о, неожиданно, панормальных активностях?

Либо все это чудесное совпадение, либо парень что-то недоговаривал. Ичиго поставил бы на второй вариант, но вспомнил таращившийся на него глаз из замочной скважины. У Гриммджоу глаза другого цвета.

— Ты мне скажи, — наконец ответил Ичиго, упрямо желая получить хоть какой-нибудь ответ.

Гриммджоу резко поднялся, от улыбки на лице и следа не осталось.

— Спасибо за… — он махнул рукой в сторону своего напитка, — чем бы это ни было.

— Что такое, нечего сказать, Гриммджоу? — не сдавался Ичиго. Гриммджоу замер и обернулся, вперив нечитаемый взгляд в Ичиго.

После короткого молчания, он наконец ответил.

— Однажды ты сам поймешь, что это не я. Но ты прав, какое мое дело, сейчас это твои проблемы, — взяв куртку, он собрался было уходить, но снова остановился. — И ты все еще должен мне маффин. Но это уже в другой раз, когда ты не будешь вести себя, как мудак.

Ичиго не удержался и заворчал. Будто будет он всяким неблагодарным подозрительным типам, которые еще и обзываются к тому же, пирожные покупать. Не мог же Гриммджоу всерьез надеяться на продолжение.

Ичиго остался в кафе еще ненадолго, размышляя над сложившейся ситуацией. Конечно, все это походило на глупую жестокую шутку. Если даже поверить Гриммджоу на слово и представить, что он здесь ни при чем, то это мог быть кто-то из студентов. Вполне себе разумный довод. Если бы еще исчезло это сосущее чувство под ребрами, вопящее, что что-то не так с тем этажом.

Он постоянно слышит истории о том, что люди должны доверять своим инстинктам. Но что, если происходящее настолько непостижимо? Как же он хотел, чтобы Чад сейчас был здесь.
Посмотрев на время, Ичиго увидел, что прошло чуть меньше часа с момента их встречи с Гриммджоу. Он решил вернуться в общагу, чего делать вовсе не хотелось, но нужно было кое с чем разобраться.

На улице его внимание привлекла вывеска магазинчика, где продавались разные товары для праздников, а на витрине он увидел музыкальную подвеску. Недолго думая, Ичиго зашел внутрь в поисках чего-то похожего, но менее заметного, и в конце концов купил маленький, но звонкий колокольчик.

Ичиго разбирал смех от собственной задумки. Если и был какой-то способ поймать шутников, то только такой.

Оказавшись в общежитии, он поспешил на ресепшн, где сидела средних лет женщина, ни на что вокруг не обращавшая внимания. Ее очки в форме кошачьих глаз сдвигались к носу каждый раз, когда она облизывала палец, чтобы перевернуть страницу какого-то бульварного журнала.

— Извините, — позвал он, и женщина нехотя оторвалась от кричаще розовых страниц.

— Да? — просипела она, закладывая страницу.

— Я живу на последнем этаже. По ночам в кладовке скрипит на ветру оконная створка, но дверь заперта. Не могли бы вы закрыть там окно?

— Хорошо, — вздохнула женщина, открыв ящик в столе и бренча ключами в поисках нужного. — Номер комнаты?

— Сорок девять, кажется.

— Кажется? — фыркнула женщина, зажав в руке нужный ключ и поднимаясь с места. — Ну, давай посмотрим.

Сначала женщина казалась настроенной миролюбиво, но после нескольких шагов по лестнице от ее расположения не осталось и следа. Здание старое, лифта нет, подняться можно только пешком. Даже молодым студентам тяжело забираться на верхние этажи, что уж говорить о женщине ее возраста.

Когда они, наконец, дошли до кладовки, она открыла дверь и, не замешкавшись ни на секунду, вошла внутрь. Ичиго ждал на пороге. Теперь, когда он был здесь не один, комната не казалась такой пугающей, но желания заходить внутрь не возникало. Он погрузился в свои мысли и отвлекся, только когда почувствовал на себе недовольный взгляд.

— Окна закрыты.

Ичиго распахнул глаза от удивления и наконец-то осмотрел комнату как следует. Несколько коробок, разбросанные стулья, швабры и всякие другие чистящие принадлежности. То же самое он и видел через замочную скважину. Окно, как и было сказано, оказалось накрепко заперто.

Ичиго внимательно осмотрел стену, отделявшую его комнату от кладовки, но никаких царапин или чего-то, что могло бы появиться после ночных скрежещащих звуков, он не обнаружил.

— Ох… — стушевался Ичиго, не зная, что сказать. — Наверное, комнаты перепутал.

Если до этого женщина выглядела недовольной, то теперь она явно разозлилась. Ее можно было понять. Он только что зазря заставил ее пройти четыре лестничных пролета, а теперь предлагал спуститься назад и вернуться обратно с другим ключом. Не слишком любезно.

— Я поняла, что здесь происходит. Они тебя запугали историями про привидения, да?— спросил она, выходя из кладовки. Прежде чем она успела запереть дверь, Ичиго повесил маленький колокольчик на дверную ручку. Женщина лишь глаза закатила, но комментировать не стала.

— Вы, дети, смотрите слишком много ужастиков, — пробормотала она, направляясь к лестнице.

— Я просто подумал, что, если кто-то решил пошутить, то так я его смогу поймать, — в свою защиту возразил Ичиго. — Спасибо вам за помощь.

Она лишь хмыкнула, скрываясь на лестничном пролете и оставляя его одного. Времени оставалось еще хоть отбавляй, но теперь, приободрившись, Ичиго решил, что лучше проведет остаток дня в постели за ноутбуком.

Шли часы, и Ичиго выходил их комнаты всего раз — купить себе сэндвич на первом этаже. Сильно есть не хотелось, спасибо утреннему большому стакану кофе. Ему пришло несколько писем от родных, Чада и от новых знакомых, с кем он успел здесь познакомиться. Ичиго проводил время совершенно нормально. Шумный парень со вчерашней вечеринки, Ренджи, с которым они уже успели сдружиться, тоже написал, зазывая на другую тусовку.

«бухло захвати»

Ичиго, не удержавшись, фыркнул. Парень хоть и чудак, но отрываться умел на славу. Было у Ичиго предчувствие, что по-настоящему он оценит их знакомство после сдачи сессии.

В следующий миг от его хорошего расположения духа не осталось и следа.

Из кладовки опять доносился тихий скрип.

Колокольчика Ичиго не слышал.

Он вскочил с кровати и метнулся в коридор, торопливо осматривая помещение. Следов на пыльном полу не было, как и вообще не чувствовалось чужого присутствия. Он подошел к двери, ведущей в кладовку и повернул ручку. Дверь, как и в прошлые разы, оказалась заперта, но зато он четко услышал звон колокольчика.

Невозможно было зайти в комнату незамеченным…

Неожиданно стало очень холодно. Ичиго не решился снова посмотреть сквозь замочную скважину. Даже если бы он хотел, то едва ли смог бы заставить себя сдвинуться хоть на шаг — он будто примерз к полу. Из его рта вырвалось облачко пара, значит, не показалось –температура в помещении действительно упала.

Как и всегда, скрип прекратился в тот миг, как его пальцы коснулись ручки двери. Но теперь он слышал что-то еще, то же скребущий звук, что и прошлой ночью. Кто-то скребся прямо с той стороны двери.

Ичиго едва ли почувствовал, как, пятясь назад, ударился спиной о стену коридора, как вдруг услышал шепот за дверью.

— Это…он…

Ждать дальше Ичиго не стал и в комнату тоже возвращаться не стал. Голос звучал в его голову, пока он мчался вниз, на первый этаж. Хрупкий, женский голос, который Ичиго вряд ли теперь забудет. Он улегся на диван в общей гостиной с бешено бьющимся сердцем, запустив руки в волосы, задыхаясь и дрожа.

***

Сон никак не приходил. Ичиго так и пролежал в тишине до появления других студентов.
Он никак не мог прийти в себя, но чем светлее становилось, тем больше он успокаивался. Помогало и то, что поверить произошедшее было нелегко — слишком уж нереально. К тому же, он чувствовал, что у него поднимается жар, так что все могло быть просто плодом воспаленного воображения.

Но разговор с Гриммджоу, который, по всей видимости, пережил то же самое, доказывал обратное. К сожалению, связаться с ним Ичиго не мог. Складывалось ощущение, что найти Гриммджоу можно было лишь тогда, когда он сам хотел, чтобы его нашли. Рассказывать кому-то еще Ичиго не хотел: не хватало еще в начале года прослыть психом.

— Эй, Ичиго! — позвал знакомый басистый голос. Ичиго посмотрел вверх, на нависшего над ним человека.

— Ренджи…

— Ты всю ночь на диване проспал? — хохотнул тот. Как всегда, в прекрасном расположении духа.

— Можно и так сказать, — Ичиго сел, потирая лицо и чувствуя себя кошмарно уставшим.

— Ты же придешь, да? — с сомнением спросил Ренджи.

— Куда?

— На вечеринку, сегодня. В двадцать шестой, — с готовностью напомнили ему.

— А, да, — кивнул Ичиго. Все равно делать ему было решительно нечего. Все, что помогало держаться как можно дольше от комнаты, приветствовалось. И, честно говоря, он надеялся встретить там Гриммджоу. Он готов накупить ему целую кучу этих сладких, вычурных напитков за возможность поделиться своими опасениями и не выглядеть при этом полным идиотом.

Кстати говоря, может, стоит последовать его примеру и провести ночь в чьей-нибудь комнате.

Блин, когда он успел превратиться в одного из этих парней?

— Ну, так взбодрись тогда! — усмехнулся Ренджи, чересчур сильно потрепав Ичиго по голове. — И не забудь…

— Захватить бухло, помню, — улыбнулся Ичиго.

Ренджи ушел. Ичиго пытался уговорить себя подняться. Хотел он возвращаться в комнату или нет, а все его вещи остались там, включая чистую одежду и ноутбук. Так что идти все-таки придется. Чад вернется уже совсем скоро, через каких-то десять несчастных дней. Ичиго справится.

Он изо всех сил гнал от себя всякие жуткие мысли, пока поднимался наверх, вместо этого размышляя над тем, чем мог бы заняться сегодня. Когда он наконец поднялся на этаж, то, чертыхнулся, обнаружив, что впопыхах забыл даже дверь за собой закрыть. К счастью, ничего из вещей не пропало.

Ичиго взял рюкзак и засунул в него ноутбук с зарядкой, тетрадь и ручку. Выбрав чистую одежду, он направился в ванную. Пока ничего странного не происходило. Ичиго грелся под теплыми струями воды, поворачивая кран горячей воды до тех пор, пока кожа не покраснела. Слишком ярки были воспоминания о том сверхъестественном холоде, и Ичиго снова мысленно вернулся к прошлой ночи.

Это он.

Что значили те слова? Есть еще один… человек? некто?.. жертвой чьих шуток он стал? Они пытаются свести его с ума, царапая стены и дверь?

Он мигом выскочил из душа и в считанные секунды оделся, оставив полотенце валяться на полу. Думать обо всем этом больше не хотелось. Хотелось сбежать. Сбежать и потребовать другую комнату, спокойно ходить на лекции, жить беззаботной жизнью студента, как он и рассчитывал. Трата нервов на тупые розыгрыши в его планы не входила.

Открыв дверь шкафа, он взглянул на свое отражение в зеркале. Оттуда на него смотрел усталый парень с торчащими во все стороны рыжими волосами, которые прямо-таки светились на фоне его бледного лица.

Милый видок.

Он надел рюкзак на плечо и в последний раз оглянулся посмотреть на себя в зеркало. Глаза его в ужасе распахнулись, когда он понял, что в зеркале отражается вовсе не то, что должно.

Ичиго стоял, окруженный коробками и стульями, посередине комнаты, похожей на его собственную, но не его.

Он находился в кладовке. Ичиго не мог оторвать взгляд, чувствуя, как горят глаза и как сжалось горло от нехватки воздуха. И тут, в углу комнаты, рядом с окном, створки которого открывались и закрывались от порывов ветра, он увидел ее, маленькую и бледную, с длинными черными волосами, одетую в белое платье до колен.

Она посмотрела на него, и Ичиго узнал эти глаза в ту же секунду.

Он уже видел их раньше. В замочной скважине.

Потрясенный, Ичиго оглянулся на свою комнату, такую же, как и всегда. Когда он снова посмотрел в зеркало, видение пропало.

Ичиго едва мог дышать. Он двигался на автомате, обуваясь и выходя из комнаты, перепрыгивал через ступеньки, стискивая в руке лямку рюкзака, в такой спешке, будто за ним гнались адские гончие.

На улице ему вспомнились слова Киры, сказанные в первый день встречи. Он не знал, что именно случилось и породило жуткую легенду, но помнил про убийство и суициды.
Этого было недостаточно. Ичиго должен узнать больше, и он узнает.

Ичиго приехал к городской библиотеке, не до конца понимая план своих дальнейших действий и толком не зная, с чего начать поиски. В приемной его встретила пожилая дама, всматривающаяся в экран компьютера перед собой и медленно кликавшая мышкой как человек, который еще не успел освоиться с вверенным ему современным оборудованием.

— Извините, — позвал ее Ичиго. — Не могли бы вы мне помочь. Я ищу кое-что про историю университета…

— У нас есть небольшой отдел, посвященный местной истории. Может, что-то найдется там, — улыбкой отозвалась женщина.

— Спасибо, но, — Ичиго замешкался, — мне нужна информация об убийстве, произошедшем примерно тридцать лет назад.

— Убийстве? — нахмурилась женщина.

— Я подумал, может, в газетах писали, — Ичиго выдохнул, надеясь, что его просьбу не сочтут слишком странной. Но даже если так и было, женщина ничем этого не выдала.

— Ты можешь посмотреть в архиве на последнем этаже, но тебе потребуется специальное разрешение. Некоторые выпуски очень старые, так что всех подряд мы не пускаем, — мягко пояснила она, увидев разочарование на лице Ичиго. — Я сделаю заявку, но рассмотрение займет от двух до трех дней. Подойдет?

— Да, огромное вам спасибо, — Ичиго поклонился. Он, конечно, хотел бы узнать все и немедленно, но если так надо, а позже он сможет узнать ответ на свои вопросы, то он готов ждать, сколько потребуется. Голова все равно до сих пор была забита утренним происшествием, так что в себя он еще не успел прийти.

Особенно это стало заметно, когда он пытался заполнить заявление на доступ к архиву трясущейся рукой.

Выйдя из библиотеки, Ичиго решил, что ему все же необходимо на что-то отвлечься. Он вытащил телефон и набрал первый пришедший в голову номер. После нескольких гудков, ему ответили.

— Эй, Ичиго.

— Ренджи. Занят? — спросил Ичиго, смутно подозревая, что ответ будет «да».

— Я был в супермаркете. Покупал одноразовую посуду, тарелки там, стаканчики, — Ренджи на том конце провода было явно весело.

— Давай встретимся. Я не занят, так что могу чем-нибудь помочь, — предложил Ичиго, направляясь в сторону супермаркета. — Отказ не принимается.

— Правда? Спасибо, чувак! От помощи не откажусь.

***

Помочь Ренджи с вечеринкой значило выпить немного на пару, передвинуть мебель, расставить столы и снова выпить. Комната Ренджи, с собственной кухней и телевизором, напоминала скорее номер в хорошем отеле, чем общажную спартанскую коморку, как, например, у Ичиго. Она идеально подходила для шумных пьянок студенческого совета, которому удалось без особых проблем (и без ведома университета, как предполагал Ичиго) прибрать к рукам лучшую комнату в здании.

На какое-то время ему удалось отвлечься. Ренджи, Кира и его друзья оказались потрясающими людьми и чрезвычайно легкими на подъем. Например, Юмичика. который слово «стеснительность» не знал вообще. Или Иккаку, настаивавшего на том, что он не лысый, а просто бреет голову. Мацумото, улыбающаяся грудастая блондинка, способная перепить их всех, вместе взятых. Шуухей, по какой-то неведомой причине посчитавший хорошей идею вытатуировать себе на щеке цифру шестьдесят девять, и остальные… Если честно, всех сразу Ичиго не запомнил.

Он искал в толпе одного конкретного человека, но, как обычно, не находил.

В этот раз Ичиго напился сильнее, но предусмотрительно набил желудок едой (просто на всякий случай). Он стоял недалеко от так называемого «уголка трезвых водителей», где тусовались несколько человек. Хоть они и казались веселыми, в их глазах можно было заметить тоску каждый раз, как кто-то из них косился на стол с алкоголем.

Однако надолго Ичиго с ними не остался — не имея возможности выпить, народ стал баловаться сигаретами, пришлось выйти в коридор, подышать свежим воздухом.

И тут, наконец, ему повезло. Только он оперся о стену, как почувствовал, что уже не один. К нему приближался Гриммджоу со знакомым дьявольским огоньком в глазах.

— Ты приходишь на каждую вечеринку или тебе твое шестое чувство подсказывает, когда надо показываться? — улыбаясь, спросил Ичиго. Не смотря события этого дня, в компании Гриммджоу Ичиго чувствовал себя увереннее.

— Ели скажу, будет не так интересно, — ответил тот, вытаскивая зажигалку из кармана.

Конечно, стоило уйти подальше от компании одних курильщиков к другому курильщику. Ичиго хотел было узнать у Гриммджоу о других его привычках, но что-то подсказывало, что затея не выгорит.

К тому же, нужно было поговорить кое о чем другом.

— Ты когда-нибудь ее видел? — спросил Ичиго, но Гриммджоу лишь непонимающе взглянул в ответ. — Девчонку. С черными волосами, в белом платье.

— Понятия не имею, о ком ты, — ответил Гриммджоу, поджигая сигарету.

Итак, не видел. Тогда почему увидел Ичиго?

— Я говорю о призраке, — Ичиго все равно чувствовал себя крайне глупо, произнося это слово. — Я смотрел в зеркало, и в нем отразилась та комната. Девушка стояла там, в углу.

— Девчонка, значит. Может, ты ей нравишься? — хохотнул Гриммджоу, но Ичиго было не до смеха.

— Долго ты жил в комнате? — задал он еще один вопрос.

— Почти семестр.

— И ты никогда не видел ее, а я увидел спустя несколько дней? — Ичиго нахмурился, глядя, как Гриммджоу пожимает плечами.

— Теперь, надеюсь, ты больше не думаешь, что это я тебя разыгрываю? — пробурчал Гриммджоу. — Ты, конечно, милаш и все такое, но не настолько, чтобы каждый день ради тебя пробираться в кладовку.

Что?

— Не заводись, ну. Я извиняюсь, ты доволен? — огрызнулся Ичиго, застигнутый врасплох. Шутил Гриммджоу или нет, но «милаш» звучало так, будто он над ним посмеялся. — Может, это и не ты, но твой интерес подозрителен.

— А мне больше заняться нечем.

— И это твой ответ? — недовольно отозвался Ичиго.

— А что еще ты хочешь от меня услышать? — заворчал Гриммджоу, делая глубокую затяжку и выдыхая дым в пустоту коридора.

— Я видел гребаное привидение. Было бы неплохо получить какой-нибудь совет или предостережение.

— Я похож на охотника за привидениями? Сам выпутывайся, — он посмотрел на Ичиго, поднеся сигарету ко рту. — Ты выглядишь так, будто днями не спал. Может, тебе привиделось.

— Я не спал как раз потому, что видел странные вещи, а не наоборот, — огрызнулся Ичиго. — Ты — единственный, с кем я могу открыто поговорить об этом. Но если ты будешь смеяться надо мной, лучше сразу так и скажи, — Ичиго замешкался, но продолжил. — А если нет… Помоги. Я не знаю, что мне делать.

Гриммджоу молча смотрел в ответ, как будто не зная, что сказать. Ичиго почувствовал, что краснеет. Но только он собирался добавить что-то, как Гриммджоу громко и раздраженно вздохнул.

— Слушай, я не знаю, что тебе сказать. Съедь, найми экзорциста, смени универ. Мне пофиг, честно Я здесь только потому, что ты должен мне маффин.

— Так ты только ради этого сюда пришел, ты это хочешь сказать? — насупился Ичиго.

— Вроде того.

— Сегодня я заходил в библиотеку, — решив проигнорировать бестактность Гриммджоу, сообщил Ичиго. — Хотел узнать, что случилось тогда в общаге.

— Нашел что-нибудь интересное? — полюбопытствовал Гриммджоу, совсем забыв про тлеющую между пальцами сигарету.

— Нет. Мне сказали, нужно специальное разрешение. Оно будет готово только через три дня, — Гриммджоу на это лишь фыркнул. — Я подумал, может, ты что-то знаешь, раз жил здесь раньше.

— Никогда не интересовался этой историей. Знаю только, что кого-то убили, а потом какие-то чуваки выбросились из окна, — ответил Гриммджоу. Ичиго нахмурился.

— Выбросились из окна? — он слышал только о попытках суицида, но не знал, как именно умерли те люди. Теперь только и думал, что о скрипящей створке в кладовке.

— Верно, — Гриммджоу усмехнулся, изобразив руками падение. — Человек пять или шесть, наверное, погибло, прежде чем университет догадался запечатать ту комнату.

— А как ты узнал об этом?

— Видимо, в мое время слухи распространялись проще, — он потушил сигарету ботинком. Ичиго не мог не воспользоваться выпавшей ему возможностью.

— А сколько тебе лет, кстати?

Гриммджоу затих, и заминка эта Ичиго не понравилась. Наконец, Гриммджоу привычно усмехнулся.

— Тебе же больше восемнадцати, так?

— Ну да.

— Тогда проблем нет, — судя по всему, больше он ничего добавлять не собирался.

— Звучит так, будто это ты мне должен кофе покупать.

— Не оскорбляй мой стиль, Куросаки, — отозвался Гриммджоу, и Ичиго невольно рассмеялся. — Ты вернешься в комнату сегодня ночью?

— Если не найду кого-то, кто пустит переночевать в свою, — Ичиго не хотел, чтобы его слова звучали двусмысленно, но в данной ситуации и в конкретный момент не имел ничего против. Гриммджоу посмотрел на него с хитрой улыбкой.

— Уже присмотрел кого-нибудь?

— Ты мне скажи, — буркнул Ичиго, не решаясь посмотреть на Гриммджоу.

— Может, я бы согласился, если бы у тебя иная причина, не связанная с призраками.

— Толку от тебя… — нахмурился Ичиго, ожидая очередной насмешки, но ее не последовало.

— Возьми себя в руки, Куросаки. Я не вожусь с теми, кто боится призраков, — поддразнил его Гриммджоу.

Легко ему говорить. Хотя Гриммджоу тоже сталкивался с паранормальным, Ичиго по какой-то причине досталось больше. Наверное, потому, что этаж пустует. Когда они с Чадом въехали, они думали, что соседние комнаты тоже скоро обживут, но никто особо сюда не рвался.

Ичиго был бы рад, даже если бы кто-нибудь на спор поднялся на этаж. Он достиг свое отметки отчаяния, и нравоучения Гриммджоу пришлись ему совсем не по душе.

— Похоже, я сорвал джекпот, — вздохнул Ичиго. И как назло, единственный, с кем он мог поговорить об этом, оказался совершенно равнодушен к его ситуации.

— Да ладно, не так уж плоха та комната, — фыркнул Гриммджоу.

— Я не о комнате говорю, — проворчал Ичиго, посмотрев в сторону Гриммджоу, но тот только непонимающе посмотрел на него.

— Ладно, я пойду, — после паузы произнес Гриммджоу, кивнув на дверь, что вела на вечеринку. — Может, тебе тоже стоит вернуться и повеселиться еще немного. Не хочу, чтобы ты и завтра был не в духе. Это испортит мне вкус нового кофе.

— С чего бы мне снова его тебе покупать?

— Ты должен мне маффин, не всухомятку же его есть, — пояснил Гриммджоу. — Увидимся завтра, в пять.

— Сам себе кофе покупай, — нахмурившись, бросил ему в спину Ичиго.

И показал фак.

Гриммджоу только ухмыльнулся и скрылся в толпе. Ичиго решил, что и он вернется к остальным.

Он остался до самого конца, пока все не напились и, уставшие, не разошлись по комнатам. Ему тоже нужно было возвращаясь в свою. Ичиго злился на себя за то, что не решился подцепить кого-нибудь, с кем мог бы провести ночь. Но все же каждый день он бы так делать точно не смог, к тому же, не хотелось заработать себе соответствующую репутацию.
При мысли, чтобы придется туда вернуться, все внутренности сковал липкий ужас. Даже Ренджи, пьяный в доску и не отличавшийся проницательностью, спросил его, все ли в порядке.

Насмешливые слова Гриммджоу все еще звучали в голове, и только из-за этого Ичиго все-таки смог заставить себя подняться. Не хотелось, чтобы сказанное оказался правдой.
Поднявшись на свой этаж, он почувствовал, как холодный воздух морозит кожу, но старался не давать волю страху. Выпитый алкоголь делал свое дело, и холод не казался нестерпимым. Чем дальше по коридору Ичиго шел, тем четче видел все вокруг. Голова начинала кружится.

Почти вся его выдержка ушла на то, чтобы уже не пуститься бежать сию же секунду, и тут он заметил, что дверь в кладовку была открыта.

Кровь застыла в венах от ужаса, Ичиго замер, не смея ступить дальше ни шагу. Оглянувшись, он понял, что больше не был один.

В конце коридора стояла та самая девушка из зеркала, с черными волосами и в белом платье. Ее серые глаза не мигая смотрели прямо на Ичиго, будто вокруг больше ничего и никого не было. К сожалению, так оно и было.

Ичиго даже не заметил, как перестал дышать, пока воздух не кончился и он не закашлялся, судорожно хватая ртом воздух. Девушка приближалась, шаг за шагом. И чем ближе она подходила, чем сложнее становилось для Ичиго оставаться в сознании.

Коридор будто сузился, и он видел теперь только ее очертания, слегка размытые по краям. Она продолжала идти, а Ичиго все также не мог заставить себя сдвинуться с места.

Словно во сне он открыл рот, чтобы сказать что-то, закричать, отпугнуть ее, но изо рта не вырвалось ни звука. Стало холодно, так холодно; ноги будто сковало льдом, стоило лишь встретиться с ней взглядом.

— Куросаки!

Кто-то кричал с лестницы. Ичиго не понимал, что происходит. Все вокруг вдруг завертелось, закружилось, и Ичиго больше не мог понять, где находится девушка. Но зато тело снова могло двигаться, и он прислонился к стене. Никогда Ичиго еще не чувствовал себя настолько опустошенным.

Куда она делась? Сердце бешено колотилось в груди, а глаза искали ее повсюду. Сзади? Рядом?

Он очнулся, только когда чьи-то сильные руки схватили его, и кто-то крепко прижал его к груди. В глазах прояснялось, и Ичиго увидел Гриммджоу. Тот напряженно всматривался в его лицо, сжав губы в тонкую линию.

— Куросаки, живой?

— Гриммджоу, ты видел ее? — прошептал Ичиго. Он схватил Гриммджоу за руку и тут же недоуменно нахмурился.

— Давай я доведу тебя до твоей комнаты, — предложил Гриммджоу, но Ичиго не слушал.

— Гриммджоу… — тихо сказал Ичиго, чувствуя, как тяжелеют веки. — Ты такой холодный…

— Что ты несешь, Куросаки? — раздраженно проворчал Гриммджоу, но тревога в глазах не сочеталась с грозной интонацией. — Это ты горишь…

Главы 3, 4 и 5 в комментариях. Обновление от 12.04.2020. Перевод завершен

запись создана: 22.11.2019 в 01:22

@темы: рыбки-звезды, Bleach

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Капитуляция, Bungou Stray Dogs, АкуАцу

Название: Капитуляция
Оригинал: Think About Giving In
Автор: shadowsapiens
Переводчик:  Honeythieff
Фендом: Bungou Stray Dogs
Пейринг: Акутагава Рюноске/Накаджима Ацуши
Персонажи: Акутагава Рюноске, Накаджима Ацуши
Категория: слэш
Жанр: Hurt/Comfort, Enemies to Partners to Emotionally Stunted Crushes, Mission Fic, First Kiss
Рейтинг: RG-13
Размер: 2 348 слова
Ссылка на АО3 =>> Капитуляция
Ссылка на Фикбук: Капитуляция
Краткое содержание: Бывают дни, когда он думает, что знает Акутагаву лучше, чем кто-либо. А потом случаются ночи, вроде этой.

Напоследок Дазай сообщает ему:

– Встретишься со своим напарником…

– Секундочку, – Ацуши сощуривается. Ему поручили новую миссию – тайно проникнуть в заброшенное здание и выкрасть чип с разоблачающими уликами. Сущий пустяк, не то, что обезвредить заминированный гигантский дирижабль. Но он впервые слышит, что на задании будет не один. – Это снова Акутагава?

– Не имею ни малейшего понятия, кого пришлет Мори, – улыбка Дазая слишком ослепительна. – Итак, когда вы встретитесь у черного входа, вам нужно будет…

«Черт», – мрачно думает Ацуши, не слушая дальнейшие инструкции Дазая. Это точно Акутагава.

***

Ночь выдалась безлунная. Свет от уличных фонарей едва освещает кирпичный переулок, и самая темная из теней оказывается Акутагавой. Ацуши рад его видеть.

«Просто хочу побыстрее закончить с этим заданием», – говорит он самому себе.

– Тигр, – угрюмо приветствует его Акутагава, отталкиваясь от стены и пряча руки в карманах. На голове у него такие же наушники, как у Ацуши.

Ацуши делает глубокий вдох.

– Слушай, давай просто заберем этот чип и свалим отсюда. Мне все это нравится не больше твоего.

Выражение лица Акутагавы ожесточается. Он даже не поднимает на Ацуши глаза, смотря ему куда-то под ноги.

– Ничтожество.

Акутагава говорит так тихо, будто он и не с Ацуши разговаривает вовсе, и от этого хочется кричать. Бывают дни, когда Ацуши думает, что понимает Акутагаву лучше, чем кто-либо. А потом случаются ночи, вроде этой, и Ацуши как будто и не знает его вовсе. Недовольство жжет изнутри раскаленной лавой. Дазай, Мори, да целый город, кажется, одержимы желанием сталкивать их друг с другом снова и снова, и каждый раз это оборачивается катастрофой. Но, может, было бы лучше, если бы Акутагава хоть раз попытался…

– Мы отключили камеры наблюдения, –голос Дазай потрескивает в наушниках. Судя по тому, как застывает, стиснув кулаки, Акутагава, он тоже его слышит. – У вас есть три минуты, чтобы пробраться внутрь.

Дазай еще говорит, а Акутагава уже взмывает в воздух с помощью Расёмона.

– Постарайся не мешаться под ногами, – цедит он сквозь зубы и перемахивает через стену.

«Отлично», – думает Ацуши, трансформируя руки и ноги для прыжка. – «Просто замечательно».

***

Все идет слишком хорошо. Здание темное, пыльное и пустое. Узкие ботинки Акутагавы оставляют следы на грязном полу, и рядом с ними – следы босых ног Ацуши. Акутагава идет впереди, двигается скованно. Секундная заминка – то, что Ацуши не заметил бы еще год, месяц назад. Акутагава уже успел на кого-то нарваться.

Как обычно.

Голос Дазая приводит их в спальню на третьем этаже – обветшалую, некогда богато обставленную, потом указывает на потайное дно в ящике тумбочки. Когда Ацуши открывает его, они видят кнопочную панель. Акутагава вводит код, который им диктует Дазай. Что-то кликает – и открывается ниша в стене над тумбочкой.

Механизм кажется слишком новым по сравнению со старой и пыльной комнатой.

Дазай говорит, Акутагава с очень сосредоточенным выражением лица следует его инструкциям. В такие моменты, Ацуши чувствует себя третьим лишним. Конечно, он никогда не сможет поладить с Акутагавой – не то чтобы ему хотелось – потому что у того с Дазаем, с мафией и с городом уже есть свое общее прошлое. Может ли Ацуши стать для Акутагавы не соперником, не врагом, но кем-то другим? Найдется ли для него такое место?

Акутагава оглядывается на него через плечо.

– Не отвлекай, – ворчит он, хотя Ацуши стоит далеко, посередине комнаты. Ацуши отворачивается, пряча усмешку.

Акутагава наклоняется вперед, руки все еще в карманах. Лента Расёмона вытягивается перед ним. Ацуши задерживает дыхание. Он думает, что Акутагава – тоже, пока наблюдает, как черная лента аккуратно вынимает чип из устройства. Раздается тихое «пинг», затем наступает тишина. Они, как по команде, выдыхают оба.

– Он у нас, – докладывает Ацуши, пока Акутагава прячет чип. Темно, и хотя для тигриных глаз Ацуши это не проблема, все, что он видит – это лицо Акутагавы с темными кругами под широко распахнутыми, настороженными глазами. Он замечает,что Акутагаву ведет в сторону – он вымотан.

– Отличная работа. Теперь, прежде чем вы уйдете…Погодите.

Где-то раздается глухой звук, и с улицы слышатся голоса. Проклятье.

Здесь никого не должно было быть. Ацуши бежит к окну.

Черные, колючие ленты оборачиваются вокруг его руки, дергая обратно, внутрь спальни.

– Они заметят тебя, – говорит Акутагава, смотря мимо него на открытое окно. – Идиот.

Ацуши когтями разрывает путы, сбрасывая Расёмона с себя.

– Черт, черт, что нам теперь делать?

– Бежать.

И теперь уже не Расёмон, а холодные пальцы самого Акутагавы крепко смыкаются на его запястье, и Акутагава тащит его за собой прочь.

***

– Вы же сказали, это здание пустует, - яростно шепчет Ацуши в микрофон, пока они бегут по коридору. Его слишком заботит – он лишь переживает за успешное выполнение миссии, а не волнуется – как неровно бежит впереди Акутагава, держась за левый бок.

–Я хотел заполучить чип прежде, чем они до него доберутся, –отвечает Дазай. –Пока что все хорошо…

– Да пошли вы, – огрызается Ацуши и почти смеется, когда Акутагава оборачивается, шокированный услышанным. – Кто такие «они»?

–Правительство,– отвечает Дазай. – Так что, ммм, постарайтесь никого не убить.

– Кто бы говорил,– бурчит Акутагава, а Ацуши уже знал, что он именно так и скажет. Проклятье, они проводят вместе слишком много времени.

***

Они почти добираются до двери, ведущей к выходу, когда мощный взрыв разносит ее в щепки. Перед глазами стоит красная стена, слышится треск, как будто…

«Расёмон», – догадывается Ацуши, перекатываясь на бок. Это Расёмон пожирает пространство, защищая Ацуши от осколков стекла и металла.

И Акутагава, бледный и прижимающий к себе руку. Ацуши бросается к нему, не обращая внимания на дым. Он не слышит звука собственных шагов, да ничего не слышит, и похоже, это была все-таки взрывчатка, а не обычная граната. Паника топит с головой.

– Ты в порядке? – вырывается у него прежде, чем он может остановить себя.

Акутагава стискивает зубы. Он смотрит на Ацуши снизу вверх, как будто… как будто проверяет, не ранен ли он. Что, конечно же, совершенно абсурдное предположение – и кто-то из них двоих точно абсурден.

– Я впорядке. Идиот, – отвечает Акутагава и выдергивает темный от крови кусок металла из плеча. Руку тут же заливает красным. Расёмон плотно оборачивается вокруг, пережимая рану. – Западнее есть другой выход.

И они снова бегут.

Ацуши может думать только о том, насколько большим был тот осколок и как Акутагава смотрел на него.

– Планы поменялись. Поверните направо.

– Выход с левой стороны, – протестует Ацуши, но Акутагава уже заворачивает за следующий угол, и приходится догонять.

Он не говорит: «Нам нужно выбраться как можно скорее», потому что Акутагава прибьет его на месте, если он скажет Дазаю хоть слово.

–Подкрепление задерживается,–- буднично сообщает Дазай. – Мы пока не можем вас вытащить. Здесь снова налево.

На повороте Акутагаву шатает так сильно, что Ацуши вынужден подхватить его под локоть.

– Не трогай меня, – огрызается Акутагава, но не вырывается.

Коридор, в котором они очутились, темный и бесконечно длинный, без окон и с кучей дверей. Ацуши понятия не имеет, где они.

– Мы могли бы пробиться к выходу с боем, – предпринимает попытку Акутагава, но безуспешно.

–Налево, – приказывает Дазай, и Ацуши почти практически тащит на себе Акутагаву через всю комнату. Мебель здесь кто-то предусмотрительно накрыл простынями. И тут Ацуши слышит звуки шагов –далеко-далеко – кто-то заходит в дом. Скоро они заметят следы на полу и кровь.

Динамик снова оживает, и Дазай приводит их к высокому платяному шкафу, за задней стенкой которого скрывается потайная дверца, ведущая в кладовку.

Расёмон полощется вокруг, полы плаща касаются бедра Ацуши, его руки. Он и не заметил, что Акутагава стоит так близко.

У него в очередной раз появляется ощущение, будто он мчится через лабиринт. Он не знает, куда его ведут, и поделать с этим ничего не может. Раздражает. Так сильно, что почти невозможно дальше сдерживаться. Он без слов понимает, что и Акутагава чувствует себя также. Его выдают напряженная челюсть и мечущаяся туда-сюда способность. Акутагава сам на грани терпения. Еще одна миссия, для которой их выдергивают посреди ночи, толком не объясняя ничего, и все, что им дозволено – это слушаться голоса в микрофоне.

– Вы бывали здесь раньше, – говорит Ацуши Дазаю.

Где-то в доме хлопает дверь, и Акутагава вталкивает его внутрь кладовки. Расёмон закрывает дверцу шкафа и сдвигает на место потайную дверь. Теперь они как будто угодили в ловушку.

Так это ощущается, по крайней мере. Они заперты в тесной пустой каморке, одна стена которой занята пустыми полками. Места едва ли хватает на двоих. Ацуши прислоняется к стене и тихонько пытается выровнять дыхание.

– Замечательно. Теперь сидите тихо, пока я не скажу, что все чисто.

Свет почти не достает до каморки. Акутагава так и стоит, не двигаясь. Расёмон обвивается вокруг него, прощупывает стены, полки, проходит так близко к Ацуши, что он вздрагивает от почти-касания. Его настигает понимание – Акутагава совершенно ничего не видит.

– Сюда, – шепчет он, касаясь руки Акутагавы.

Он тянет Акутагаву – за здоровую руку, конечно, он же не дурак. Акутагава резко дергается в сторону, распахнув глаза от неожиданности. Ацуши замирает.

Но Расёмон не реагирует.

Они стоят так близко друг к другу. Никто из них не двигается, но Ацуши все равно задыхается, и сердце бешено стучит в ушах, будто он все еще бежит.

В микрофоне раздается потрескивание. Дазай ничего не говорит, но звука оказывается достаточно, чтобы снять оцепенение. Ацуши разжимает пальцы. Он не понимает, зачем вообще потянулся к Акутагаве. Он не знает, почему Акутагава, вместо того, чтобы оторвать ему руку Расёмоном, просто закрывает глаза и прислоняется к стене рядом с Ацуши.

– Убью тебя, когда мы выберемся отсюда, – шипит сквозь стиснутые зубы Акутагава. Ну, хоть что-то не меняется.

–Так-так, ребятки, ведем себя прилично.

– Да пошли вы, – произносят они одновременно и снова застывают. Ацуши едва слышит смех Дазая в наушниках – так оглушительно громко бьется в груди Акутагавы.

Они замолкают, запертые вдвоем в кромешной темноте.

***

Ацуши не знает, сколько проходит времени – час или полчаса – когда они слышат звуки шагов, но кто бы там ни был, близко он не подходит.

Акутагава сползает на пол. Точнее, падает с глухим звуком. Ацуши опомниться не успевает, как уже стоит на коленях рядом с ним.

– Что случилось? – спрашивает он, абсолютно точно не паникуя.

Лицо Акутагавы осунулось, его всего трясет.

– Меня тошнит от твоей заботы, – раздраженно отзывается он, но не отстраняется, когда Ацуши перелезает через него.

– Дай мне посмотреть, – просит Ацуши и беспрепятственно тянется к раненой руке.

Акутагава использует способность, чтобы закрыть рану. Ничего такого в этом нет, обычная практика, если бы не один нюанс – Акутагава уже был прилично измотан до этой миссии.

Ещё год назад он бы, не задумываясь, всадил в Акутагаву когти, а тот пронзил бы его насквозь Расёмоном. Они бы все кости друг другу переломали.

Они все еще могут взяться за старое, думает Ацуши, пока стягивает пальто с плеч Акутагавы. Оно сползает вниз и замирает на изгибе локтя, послушно скользя в руках Ацуши. Абсолютная противоположность своего хозяина, застывшего как каменное изваяние.
Белый рукав рубашки Акутагавы весь темный, в нос Ацуши ударяет сильный запах крови. Он секунду размышляет о чем-то, потом садится на корточки, развязывает галстук и спускает подтяжки с плеч.

– Что ты… – начинает было Акутагава, услышав шуршание ткани. Пальцы Ацуши касаются пуговиц на его шее. – Тигр.

– Она все равно порвана, – отвечает Ацуши, как будто Акутагава спрашивает именно об этом. Но все равно это правда. После трансформации рукава у Ацуши все в лохмотьях.

Микрофон оживает.

– Вы же не ввязываетесь ни в какие неприятности, да? Танидзаки-кун почти на месте.

Ацуши абсолютно точно вляпывается в неприятности. Он снимает рубашку, но почему-то ему без нее даже жарче. Он рад, что Акутагава не видит его шрамы. Рад, что Акутагава не видит, как он смущен, как он нервничает. Рад, что ему не видно, как дрожь прошивает все тело Ацуши от того, что он видит в темноте, как краснеет Акутагава.

Он осторожно касается шеи Акутагавы, развязывает эту дурацкую манишку, начинает расстегивать пуговицы. Оказывается, тяжело расстегивать не свою рубашку, особенно если костяшки пальцев касаются худой груди Акутагавы, даже если и через ткань. Особенно, если глаза Акутагава распахнуты до невозможного широко, а его голос дрожит, когда ему удается выдавить из себя несколько слов:

– Мы в порядке, Дазай-сан.

Ацуши видел Акутагаву без рубашки и раньше, его бледную кожу, испачканную кровью и грязью, но сейчас все почему-то воспринимается по-другому. Здесь, в темноте и тишине, где только он может видеть. Где Акутагава не вырывается, позволяя ему увидеть свежие синяки, украшающие левый бок, темнее, чем тени между ребрами.

Но не это сейчас самое страшное, поэтому Ацуши сосредотачивает свое внимание на раненой руке. Порез длинный, глубокий. У обоих случалось получать раны намного страшнее, но сейчас совсем другое дело. Акутагава получил эту рану, защищая Ацуши. И Ацуши сделает все, что в его силах, чтобы хоть как-то отблагодарить.

А может он не так много. Из остатков его рубашки получилась страшно нелепая повязка, но хотя бы достаточно плотная – Ацуши галстуком обматывает для надежности.

Акутагава шипит от боли, когда Ацуши затягивает слишком туго, и раздраженно шипит, когда Ацуши извиняется.

Когда он заканчивает, его рука, без разрешения, касается расцвеченного синяками бока Акутагавы, ведет по коже невесомым касанием, посылая по чужому телу дрожь.

Акутагава удерживает его за запястье, снова, но уже иначе, не так, как прежде. Или, может быть, это «иначе» настало уже давно. Пальцы, нежные и мягкие, чувствуют ускоряющийся пульс Ацуши.

–Тигр, – выдыхает Акутагава. Предупреждает.

Ацуши наклоняется ближе. Его бедро прижалось к поднятому колену Акутагавы. Он полу-нависает над ним. Акутагава сидит с откинутой назад головой, слепо смотря перед собой, приоткрыв рот. Ацуши буквально в паре сантиметров от совершения чего-то очень глупого.

Нужно что-то сказать.Он должен сказать что-то.

– Хей, – шепчет он.

– Ацуши-кун?

В эту самую секунду Ацуши понимает, что на самом-то деле Дазай ему сейчас здесь не нужен. Ацуши не знает, как им выбраться из лабиринта коридоров, но точно знает, где он находится сейчас. И что он смертельно устал от Дазая, от Мори, от судьбы, от всего этого чертова города – от всех, кто продолжает швырять его в Акутагаву.

Он прекрасно может поймать его сам.

Ацуши выключает свой микрофон. Затем протягивает руку вперед и отключает микрофон Акутагавы. Пальцы касаются его уха, путаются в мягких волосах, и всего ничего остается, чтобы ладонь коснулась бледной щеки.

– Я хотел сказать спасибо, – тихо говорит Ацуши, – за то, что спас меня сегодня.

Акутагава смотрит вверх и затем в сторону, как будто случайно подставив беззащитную шею под пальцы Ацуши.

– Я и раньше так делал, – с усилием, будто слова причиняют ему боль, отзывается Акутагава. – И сделаю это снова. Ты глупый и безрассудный.

– Ну, почему с тобой всегда так сложно? – спрашивает Ацуши, касаясь ладонью щеки Акутагавы. Потом наклоняется к нему – рискуяя быть пронзенным Расёмоном, но оно того стоит – и целует.

Поцелуй – легче воздуха. Едва ли что-то большее, чем просто поделенное на двоих дыхание. Ничего такого, что мог бы себе представить Ацуши – не то, чтобы он уже успел это сделать. Акутагава замирает под ним – под его губами, под его руками.

А потом его пальцы сжимаются на запястье Ацуши сильнее, и он целует в ответ.

@темы: Bungou Stray Dogs, рыбки-звезды

---

Очень простая игра, Kuroko no Basuke, АоКиса

Название: Очень простая игра
Оригинал: it's a very simple game
Автор: ninanna
Переводчик:  Honeythieff
Фендом: Kuroko no Basuke
Пейринг: Аомине Дайки/Кисе Рёта
Персонажи: Аомине Дайки, Кисе Рёта
Категория: пре-слэш
Жанр: попытка автора и переводчика в юмор
Рейтинг: RG-13
Размер: 2 002 слова
Ссылка на АО3 =>> Очень простая игра
Ссылка на Фикбук: Очень простая игра
Краткое содержание: Аомине и Кисе любят играть в одну игру – изображать предложение руки и сердца, чтобы бесплатно поесть в дорогих ресторанах.

Еще один вечер, очередной роскошный ресторан, новая игра. Так думает Кисе. Но, возможно, он ошибается.

Сначала они выбирают ресторан. Не супердорогой, но и не дешевый. Приличный. Такой, где подают блюда, которые обычно они не могут себе позволить, но при этом такой, где они не будут выделяться на фоне остальных посетителей. Не то чтобы Кисе мог хоть куда-то не вписаться — везде сойдет за своего, его обаяние не знает пределов, чего нельзя сказать про его парня-тире-приятеля.

Итак, они ужинают в ресторане, и тут один из них (смотря чья сейчас очередь) неожиданно резко встает, преклоняет колено перед другим и громко, во всеуслышание, заявляет о своих намерениях. Не сильно, правда, громко — надо, чтобы со стороны все выглядело правдоподобно и натурально, чтобы услышали официанты и несколько постоянных посетителей. Тот, кому делают предложение, изображает подобающее ситуации удивление, соглашается — и вуаля, дело в шляпе.

Под одобрительные кивки растроганных гостей им сообщают, что ужин — за счет ресторана.

Успех гарантирован, потому что они красивая пара, они умело изображают по уши влюбленных друг в друга идиотов, и они тщательно выбирают ресторан. Ну, точнее, тщательно выбирает только Кисе и при каждом удобном случае припоминает Аомине, как тот однажды привел его в дорогущий суши-ресторан, который никогда не предлагает бесплатных блюд. В тот провальный вечер им пришлось раскошелиться.

Право же, все очень просто, и сегодня очередь Кисе делать предложение, поэтому он не скрывает удивления, когда во время десерта Аомине кладет перед ним на стол маленькую бархатную коробочку. Кисе хмурится, разглядывая предмет, в предназначении которого сомневаться не приходится, и переводит взгляд на Аомине.

Аомине краснеет.

Или точнее, его скулы становятся заметно темнее обычного. Кисе видел так много разных выражений лица Аомине за последние годы. Они знают друг друга со средней школы, если не считать один год, который они провели порознь. Они постоянно видятся и уже четыре года учатся вместе в одном университете. Три года живут в одной комнате. Два с половиной года встречаются. Кисе видел Аомине больным, злым, измотанным, счастливым, грустным — да всяким видел, но… не таким. Аомине как будто стеснялся, но какова вероятность, что обычно нагло ведущий себя Аомине вдруг смутится ни с того ни с чего. Один-единственный раз Кисе видел нечто подобное. Они с Момои вернулись с шопинга пораньше и застали Аомине, дрочившего на особенно извращенное гей-порно. Момои тогда взвизгнула (отчасти торжествующе, отчасти с долей отвращения), и впервые в жизни Кисе увидел, как краснеет Аомине. Сейчас он выглядит похоже, но без всяких на то причин. И тогда Кисе вспоминает, что Аомине может так себя вести, когда выпьет. И он решает спросить прямо.

— Ты пьян? Успел выпить перед нашей встречей?

Тогда все стало бы понятно, в частности то, почему Аомине вдруг решил, что в этот раз руку и сердце предлагает он. Хотя сегодня точно очередь Кисе.

Иногда Аомине ведет себя совсем как ребенок.

Аомине удивленно смотрит на Кисе.

— Чего? Нет! — выпаливает он. — С чего ты взял вообще?

Возможно, Кисе действительно поспешил с выводами. Аомине весь ужин какой-то нервный, а когда он пьян, то ведет себя совершенно иначе — ленив и спокоен, не буянит и не шумит. Много улыбается, точнее, самодовольно усмехается, и неприлично шутит. Становится излишне эмоциональным, признается в любви и прочих чувствах и желаниях, которые обычно скрывает. И совсем-совсем редко, если уж совсем расчувствуется (если проиграет с баскетбол или услышит старую песню, напоминающую ему о школьных годах), может пустить слезу. Это они не обсуждают; Аомине так сильно позволяет себе напиться, только если они вдвоем.

Кисе внимательно смотрит на него, просто чтобы убедиться, что ему говорят правду, а его угрюмый парень отчего-то становится еще более угрюмым.

— Да ну конечно же нет, идиот. Я не пьян.

— Ну, ты ведешь себя не совсем обычно…

— Я… Эм, — Аомине пододвигает коробочку ближе к Кисе и смотрит на него в упор, пока тот не закатывает глаза. Кисе требуется всего секунда, чтобы войти в роль. Это не сложно — он всегда был прекрасным актером.

Он изображает волнительное удивление, берет в руки коробочку и, посмотрев по сторонам, громко, с чувством восклицает: «О!». Что тут же привлекает к ним нужное внимание. Аомине недоуменно смотрит в ответ. Да что с ним сегодня такое? Съел что-нибудь не то? «Не мог», — думает Кисе. Сегодня Аомине выбрал лучший из всех ресторанов, в которых они бывали, и еда здесь просто восхитительна. Ни одно блюдо не вызывает подозрений.

— О Господи! Это так неожиданно! У меня нет слов… Вау! — продолжает играть Кисе, привлекая больше взглядов.

Аомине же кажется раздосадованным, что странно и совсем не вписывается в их привычный сценарий. Но его ленивое высочество весь вечер ведет себя странно, поэтому Кисе просто решает не обращать внимания, собираясь при помощи своего актерского мастерства и природного обаяния в одиночку добыть им этот бесплатный ужин. Но в этот раз ему даже не приходится изображать удивление, когда он открывает коробочку — кольцо другое, не то, что они использовали последние два месяца. Аомине его что, потерял? Вполне вероятно — такое уже случалось. Старое кольцо стоило немного, но новое… Новое выглядит действительно дорогим. Кисе искренне поражен качеством подделки — прям как настоящее золото, а камень сильно напоминает топаз. Но Кисе довольно быстро приходит в себя и, удостоверившись, что остальные гости, включая персонал, наблюдают за ними, торжественно надевает кольцо на палец.

— Что…ты делаешь? — хмурясь, недовольно интересуется Аомине.

Кисе быстро и не к месту кашляет, заглушая неосторожные, а потом смеется. Тем высоким, фальшивым смехом, который он освоил в совершенстве за годы практики.

— Я согласен!

Аомине продолжает изумленно таращиться. Сегодня до него что-то медленно доходит. Еще хуже, чем когда они пришли на ужин в день, когда Аомине проиграл Кагами. Тогда он весь вечер просидел мрачнее тучи, не изменившись в лице, даже когда Кисе делал ему фальшивое предложение руки и сердца. А Кисе, между прочим, долго репетировал.

— Да, конечно, я выйду за тебя! — повторяет Кисе с еще большей страстью, на что Аомине лишь недовольно бурчит: «Я еще даже не задал тебе вопрос…».

Кисе снова довольно громко кашляет, заглушая слова этого лишенного актерского таланта придурка, наклоняется к Аомине и стискивает его руку. Со всей силы, Аомине даже кривится. Отлично, заслужил. Спихнул все бремя ответственности на Кисе, и Кисе честно старается изо всех сил, но, по правде говоря, он не был уверен, что им поверят, если Аомине так ничего и не предпримет. Хорошо бы он сделал что-то впечатляющее. Прослезился, например. Да, было бы шикарно, но вряд ли его «посмотрите, какой я суровый» парень способен убедительно изобразить такие эмоции. Даже если они оба знают, что у Аомине слезы чуть ли не катятся, когда они смотрят какой-нибудь грустный фильм.

Аомине закрывает глаза и смеется. В принципе, со стороны сойдет за рыдания, так что, возможно, не все так печально, как Кисе думал. Как раз и официант подходит с бутылкой шампанского, наполняя для них бокалы, улыбаясь и поздравляя их. И, конечно, заверяет, что ужин и шампанское — за счет ресторана, в подарок. Кисе изображает самый что ни на есть натуральный восторг человека, который ничего не ждал. Аомине же просто кивает, продолжая странно улыбаться.

Как только официант уходит, Кисе залпом осушает сразу полбокала и победно улыбается Аомине.

— Отвратительно сегодня играешь. Какое счастье, что у тебя есть я, да?

— Ага. Неземное.

Кисе фыркает и невзначай рассматривает кольцо. Ужасно красивое все-таки.

— Какое прелестное колечко.

— Неужели…

— Да! Я впечатлен, Аоминеччи. У тебя ужасный вкус, и эти штучки стоят не дешево, но боже мой, восхитительная подделка.

— Это не подделка.

— А?

— Ты слышал меня. Это не подделка. Это настоящее золотое кольцо.

— Что?!

Кисе рефлекторно приближает руку к глазам и рассматривает кольцо внимательнее. Оно действительно… безупречно.

— Ты… Ты серьезно?

— Да. Это, черт возьми, настоящее обручальное кольцо.

— Но где ты его достал?

— Купил, я его купил, Кисе.

— Что? Зачем тебе…

И тут до Кисе доходит.

Не, это все не взаправду. Невозможно. Это же Аомине, тот самый Аомине, который не умеет в романтику и чурается любого ее проявления… О боже. О боже, это действительно происходит. У Кисе бы голова пошла кругом, если бы уже не. Он бледнеет и пялится на Аомине, раскрыв рот, а тот… А тот просто сидит, откинувшись на спинку стула и скрестив на груди руки.

— Ты издеваешься надо мной? — шепчет Кисе, именно что шепчет, потому что ничего из этого не происходит по-настоящему. Не может происходить. Вот же черт. О нет…

— Не издеваюсь.

— Ты купил… обручальное кольцо.

— Купил.

— Зачем?

Аомине раздраженно выдыхает, на секунду прикрывая рукой лицо, и обращает к Кисе весьма и весьма сердитый взгляд.

— Попробуй догадаться, болван.

— Ты… Ты правда… Предложил мне….

— Да, правда. Ну, должен был предложить. Не знаю… Будем считать, что предложение я сделал?

— Еще чего, конечно, нет!

— Ну, технически я не успел спросить, согласен ли ты, но ты уже сказал да, так что… Засчитано.

— Я не говорил «да» на это! — почти что кричит Кисе, заработав несколько подозрительно взглядов в их стороны, которые он, впрочем, не замечает.

Не того — ему только что сделали предложение, а он этого совершенно не понял и, возможно, согласился — хотя какое уж тут возможно, он определенно согласился. Но он бы сказал реальное «да», если бы предложение было настоящее… А потом оно таким и оказалось, и… Ох, черт, голова идет кругом. Он совершенно не понимает, что происходит. Он не может поверить, что запорол один из самых важных моментов в своей жизни. И его приводит в священный ужас тот факт, что в этот раз облажался не Аомине.

— Вообще-то, вполне конкретно сказал.

— Да нет же… — машет руками Кисе, и в этот раз даже их официант смотрит на них с подозрением.

Аомине пожимает плечами, тянется за бокалом и с наслаждением делает глоток. Выглядит при этом чрезвычайно довольным собой.

— Ты уже согласился, и еще раз я через это не пройду. Никаких нервов не хватит. Так что этот раз точно считается.

— Ты… Ты просто ужасен. Нет, я отказываюсь.

— О, ну и что ты собираешься делать? Вернешь мне кольцо?

— Ну…

— О, прости, может, ты собирался мне отказать, если бы все было по-настоящему? — Аомине приподнимает одну бровь.

Такой весь возмутительно спокойный, и это бесит еще больше. Кисе едва сдерживается, чтобы не выпалить, что да, он, так-то, не ожидал подобного серьезного шага (что было бы ложью — Кисе не раз думал об этом, с тех самых пор, как они придумали этот развод, но Аомине, чье эго и так необъятно, знать об этом не нужно), но так и не произносит их. Потому что замечает, что вторая рука Аомине, та, в которой нет бокала, подрагивает, пальцы нервно стучат по столу в такт правой ноге, а левый уголок рта немного дергается.

Кисе закрывает глаза и сжимает пальцы в кулак. Он медленно вдыхает и выдыхает, затем открывает глаза и снова смотрит на Аомине. Он не сразу понимает, что Аомине даже дышать перестает, ожидая ответа.

В конце концов, этот невыносимо прекрасный засранец, лишенный элементарных социальных навыков, — его засранец. А в том, как все прошло, Кисе и сам немного виноват.

Кисе невольно улыбается, и Аомине тут же перестает хмуриться, усмехаясь в ответ.

— Итак?

— Итак, — Кисе не спеша кивает и отпивает из своего бокала. — Что это за предложение такое, если ты меня даже не поцеловал? Мне кажется, без поцелуя совсем ничего не считается.

Аомине, подавив смешок, подается вперед, ставит бокал на стол и, скрестив руки, кладет на них подбородок.

— Ты же знаешь, что получается, когда мы начинаем целоваться.

— Чересчур увлекаемся?

— Ага. А здесь люди.

— И что?

— А то. В последний раз нас выгнали.

— Мы были в кино. Было темно, ты осмелел и реально перешел черту дозволенного. И только поэтому нас выгнали. К тому же, — Кисе наклоняет голову и насмешливо улыбается, — самое худшее, что может случится, — нас заставят оплатить счет. И знаешь, это самое меньшее, что ты можешь для меня сделать после всего случившегося.

— Ты ужасен, почему я вообще с тобой встречаюсь…

— Я сам не знаю, как мне удается терпеть тебя иногда, но знаешь, что. У тебя получается, и у меня получается. А так как мы оба проигрывать не любим, то пути назад нет, — Кисе, прикрыв глаза и облизнувшись, наклоняется вперед.

— Да пошло все… — бормочет Аомине и трется под столом правой ногой о ногу Кисе.

— Пусть идет, — соглашается Кисе, медленно отпивая из бокала.

Аомине первым тянется за поцелуем, но замирает, когда рядом кто-то довольно громко кашляет. Оба с удивлением смотрят на крайне недовольного официанта.

— Ваш счет, — сообщает он, и Кисе хмурится.

— Но я думал, ужин за счет заведения?

— Да ну? — язвит в ответ официант.

Аомине тянется за счетом, бормоча что-то вроде «да все в порядке». Однако настрой его меняется, как только он видит итоговую сумму. Аомине шумно сглотнул.

— Эм. Кисе?

— М?

— Пожалуйста, скажи мне, что у тебя есть с собой кредитка.

— Э… — опешивает Кисе, и Аомине обреченно закрывает глаза.

— Нужно звонить Сацуки…

@темы: kuroko no basuke, рыбки-звезды

---

Много шуму из ничего, Kuroko no Basuke, АоКага

Название: Много шуму из ничего
Оригинал: Much Ado About Nothing
Автор: AhoBakaFan
Переводчик:  Honeythieff
Фендом: Kuroko no Basuke
Пейринг: Кагами Тайга/Аомине Дайки
Персонажи: Аомине Дайки, Кагами Тайга, Кисе Рёта, Куроко Тецуя, Момои Сацуки, Айда Рико, Поколение Чудес
Категория: пре-слэш
Жанр: юмор
Рейтинг: RG-13
Размер: 1 819 слова
Иллюстрация к истории: тык
Ссылка на АО3 =>> Много шуму из ничего
Ссылка на Фикбук: Много шуму из ничего
Краткое содержание: Рико и Момои уверены – Аомине и Кагами созданы друг для друга. У них даже есть план, как свести этих двоих вместе. Но не всегда всё идет так, как задумано.

– Ну что, все поняли план? – спросила Момои у ребят. Большинство вяло кивнули, и только Кисе громко показательно громко вздохнул – он все еще не понимал, зачем все это нужно.

– Хорошо, Ки-чан, я объясню еще раз, - Момои закатила глаза. Иногда ей действительно казалось, что ее окружают идиоты или дети. Или и те, и другие сразу. – Это же так очевидно. Аомине и Кагами влюблены друг в друга. Они просто еще этого не поняли. Как друзья, мы просто обязаны им помочь. Смотри, ты, Ки-чан, будешь флиртовать с Дай-чаном, чтобы заставить Кагамина ревновать. А Тецу-кун – с Кагамином, чтобы уже Дай-чан заревновал. Проще простого же, да?

– Я все еще не понимаю, почему ты решила, что они нравятся друг другу, – тихо сказал Мидорима. Акаши согласно кивнул. – Они оба олухи те еще, но Аомине точно нравятся девушки, если мне не изменяет память.

– Молчи, Мидорин! – Момои зажала ему рот рукой. – Ничего ты не знаешь о любви! Мы с Рико-сан все продумали. АоКаге быть.

– АоКа…Чему? – спросил Куроко.

– АоКаге, – повторила Рико. – Так мы назвали их пару. Ну, знаешь, сочетание их имен, Аомине и Кагами. Сокращенно АоКага.

Куроко взглянул на своего тренера с плохо скрываемым ужасом. Он никогда не думал, что Рико и Момои окажутся такими безумными шипперами. Или как там это называется.

– А что должны делать мы? Похоже, для осуществления вашего плана достаточно Рёты и Тецуи. Если остальные не нужны, мы можем идти? У меня есть более важные дела, – нетерпеливо произнес Акаши. Судя по недовольному виду, он был далеко не восторге от происходящего.

– Аха-ха, глупый Акаши-кун! Нам нужный каждый! – с жаром возразила Момои. – Вы должны будете говорить что-то вроде: «О, Кисе и Аомине так хорошо смотрятся вместе», когда Кагами окажется рядом. Или случайно толкнуть Тецу-куна к Кагами, когда Дай-чан пройдет мимо. Понимаете? Нужно создать прецедент !

– Момоччи, не хочу флиртовать с Аоминеччи, – заныл Кисе. – Он грубый… Я бы лучше выбрал Кагамиччи.

– Эмм…Тецу-кун, сможешь взять на себя Дай-чана вместо Кагамина? – нервничая, поинтересовалась Момои. Вдруг Куроко откажется, и тогда план накроется. Куроко увидел отчаяние в ее глазах, и ему больше ничего не оставалось, кроме как поднять большой палец вверх в знак согласия. – Йей! Итак, все встречаемся у Кагамина в шесть. Он знает, что мы придем. Пришлось сказать, что сегодня в Японии праздник, нужно собраться и отметить. Всем удачи! Постараемся во имя любви!

***

Они приехали вовремя. Кагами жил один в огромном доме, места хватало. Все показывали друг другу большие пальцы и заговорщицки подмигивали. Всё шло просто идеально за исключением одного маленького момента…

Аомине не пришел.

Сложно придерживаться плана, если один из ключевых действующих лиц отсутствует. Момои и Рико находились на грани истерики и постоянно смотрели на часы. Момои отправляла Аомине смски чуть ли не каждую минуту. Где он ходит, когда придет, почему он до сих пор не пришел. Когда Аомине написал, что он просто не хочет приходить, у Момои телефон из рук выпал.

– Что-то не так, Момои-сан? – взволнованно поинтересовалась Рико. – Что сказал Аомине?

–Дай-чан…Дай-чан не хочет никуда идти! – едва сдерживая слезы, ответила Момои. Рико зажала рот ладонью и задрожала.

– Ну и что с того? – неожиданно встрял Кагами. – Нас тут уже восемь человек, все отлично. Это всего лишь Аомине, я не умру оттого, что его с нами нет. Мы все еще можем отлично провести время и отпраздновать…А что мы празднуем, кстати?

– Да какая разница, Багаками! Аомине должен быть тут! – накричала Рико на ни в чем неповинного Кагами. – Кто-нибудь, сделайте же что-нибудь!

– Он уже в пути, - тихо отозвался Куроко, поедая огромный хот-дог. Кагами и американской еды тоже наготовил, правда, для себя – он не большой фанат японской кухни. Момои и Рико выжидательно уставились на Куроко. – Я позвонил ему и попросил прийти. Он согласился.

– Ого, –поразился Кагами. – Аомине тебя и правда слушается. Ты должен научить меня этой технике.

У Момои опасно зажглись глаза. Вот он, шанс. План все еще в силе!

– О, знаешь, Кагами, научиться не получится… Это такая особая связь у них с Дай-чаном, верно? – она оглянулась на остальных в поисках поддержки. Рико поняла ее верно.

– Ага, ага! Это потому что Аомине и Куроко в прошлом были очень близки.

Акаши и Мидорима чуть не рассмеялись в голос, но в последний момент спохватились.

– Да, сущая правда, – подтвердили они.

– Ну и ладно, - пожал плечами Кагами. – А кто голодный? Я приготовил просто фантастические бургеры!

Через двадцать минут в дверь позвонили, и Момои побежала открывать.

– Глупый, глупый Дай-чан! Почему ты не хотел приходить? Входи уже быстрее.

Аомине зевнул, оглядываясь вокруг. Он думал, народу будет немного, и уж точно не ожидал увидеть Поколение чудес в полном составе. А впрочем, ему дела никакого нет. Он снял пальто и повесил его на вешалку в соседней комнате.

– Аомине-кун, откуда ты знаешь, что там была вешалка? – вдруг спросил Куроко.
Аомине вздрогнул от неожиданности – не заметил. Вопрос сбил его с толку. Он тянул с ответом, а Куроко просто стоял, ждал и внимательно смотрел на него.

– Случайно догадался, – наконец нашелся Аомине. – А чему ты удивляешься? Я же Великий Аомине Дайки.

– Ага, а еще Великому Аомине Дайки лучше разуться. Ты же знаешь, я только что навел везде порядок,– прокричал Кагами из кухни, но не похоже, чтобы он сердился.

– А откуда ты это знаешь? – задал новый вопрос Куроко.

– Черт, Тецу, оставь меня в покое! – огрызнулся Аомине и поспешил оказаться от Куроко как можно дальше.

Кисе преспокойно ел суши, когда к нему подсела Рико.

– Кисе, настал твой звездный час. Аомине и Кагами как раз стоят рядом. Иди и начинай флиртовать с Кагами!

– Ла-а-адненько, – отозвался Кисе и съел еще кусочек.

– Прямо сейчас!

– Боже. Даже поесть спокойно не дадут, – обиженно протянул Кисе и встал из-за стола.

***

Кагами и Аомине и правда стояли рядом и даже о чем-то разговаривали. Впрочем, они сразу замолчали, стоило Кисе приблизиться.

– Ах, Кагамиччи! Как чудесная вечери-и-инка! – восторженно пропел Кисе, чуть ли не светился весь. – Я много раз бывал на модельных вечеринках, но эта!.. Еда просто восхитительна! А еще у тебя чудесная квартира, и ты сам весь такой замечательный!

И игриво подмигнул. Кагами отчаянно покраснел.

– Ну, хах… Рад, что ты хорошо проводишь время.

Кисе тут же взглянул на Аомине, но к своему величайшему удивлению обнаружил, что тот вовсе не был впечатлен разыгранной им сценой. Кисе загрустил. Он же отличный актер, он так замечательно сыграл свою роль, даже заставил Кагами покраснеть. Неужели Аомине ни капельки не ревнует? Возмущенный до глубины души, он не захотел больше оставаться с ними ни секунды и ушел докладывать обстановку Рико и Момои.

– Что, Дай-чан совсем-совсем ничего не сделал? – взволнованно уточнила Момои. – Не похоже на него…

– Наверное, это потому, что они не влюблены и причин для ревности нет, – предположил Мидорима. Рико на него лишь молча покосилась.

– Вынужден согласиться с Шинтаро. Я наблюдаю за ними весь вечер. За последние пять минут они не обменялись ни словом и даже не взглянули друг на друга, – добавил Акаши.

– Ну что ж, посмотрим, что получится у Тецу-куна, – вздохнула Момои и обернулась к Рико, но та не смогла даже жалкой улыбки из себя выдавить.

Кагами был чем-то занят на кухне, и Куроко решил воспользоваться ситуацией. Он подозвал Аомине и начал нарочито громко с ним разговаривать.

– Аомине-кун, скажи, каково это, быть первым светом? Первым, ты был моим самым первым. Первым. Пе-е-ервым,– Куроко постарался, чтобы Кагами их услышал.

– Э… Приятно?

– Точно, нам было хорошо вместе. Аомине-кун, а помнишь ту ночь в лагере? Я тогда ошибся палаткой и случайно зашел в твою. Мы провели ночь вдвоем под одним одеялом.

– Ты что несешь, Тецу, не было такого! – засмеялся Аомине.

– Знаю, я же сам все выдумал. А теперь прошу меня извинить,– и Куроко вернулся обратно к девушкам.

– Ах, опять ничего не произошло? – спросил Рико. Она выглядела грустной и растерянной.

– Совершенно ничего. Я выдумал потрясающую провокационную историю о себе и Аомине-куне, но Кагами и ухом не повел, преспокойно мыл себе посуду.

– Мне неприятно это признавать, Момои-сан, но похоже АоКага существует лишь в нашем воображении. Пойдемте домой. Мне нужно удалить все фанфики и посты в тумблере, - вздохнула Рико. – Но все равно всем большое спасибо! Вы были великолепны… Кроме Акаши и Мидоримы, вы с самого начала были настроены скептически. И, Мурасакибара, ты тоже ничего не сделал. Только ел конфеты и рассматривал детские фотографии Кагами и Химуро.

Кисе, Акаши, Мидорима и Мурасакибара вскоре ушли,сославшись кто на усталость, кто на сонливость, а кто на необходимость встать рано утром.

Момои, Рико и Куроко задержались, помогая Кагами с уборкой. Аомине смотрел передачу про анатомические аномалии.

– Всем спасибо за помощь, - поблагодарил, провожая их, Кагами. – Аомине, тебя не благодарю, ты даже мизинцем не пошевелил.

– Неправда, шевелил. Я же переключал каналы, – усмехнулся Аомине.

– Еще раз спасибо за все, Кагамин. Чудесная вечеринка, – Момои изобразила на лице улыбку. Рико тоже заставила себя улыбнуться. – Ну что, уходим?

– Ага, валите, а мне еще отлить надо, – отозвался Аомине.

***

Момои, Рико и Куроко дожидались Аомине на улице. Тут Куроко похлопал себя по карманам пальто и сказал:

– Кажется, я забыл телефон у Кагами. Какойужас.Пойду, заберу. Хотя подождите, давайте сходим все вместе? Двум девушкам опасно ночью стоять одним на улице.

Они вернулись, и Куроко быстро, с той же скоростью, с какой раздавал пасы, распахнул дверь. И они увидели…

…Аомине и Кагами, бесстыдно обжимающихся на диване и буквально пожирающих лица друг друга.

– Что здесь происходит?! – воскликнула Момои. Кагами заметил их и немедленно оттолкнул Аомине, который не успел сообразить, что произошло.

– Я могу все объяснить! – пробормотал Кагами, заливаясь краской. Аомине, закинув руку Кагами на плечо, как всегда, был спокоен и крут.

– Не нужно ничего объяснять, Кагами-кун, – спокойно ответил Куроко. – Когда Аомине-кун пришел, он знал, куда повесить одежду, хотя самостоятельно понять этого было никак нельзя. Я понял, что он, должно быть, уже был здесь раньше. А потом ты сказал Аомине-куну, что он знает, что ты убирался сегодня в квартире. Значит, Аомине-кун здесь частый гость. Когда Кисе-кун пытался заставить ревновать Аомине-куна, у него ничего не получилось. Как он решил. Но Аомине-кун дышал быстрее обычного, то есть, его сердце билось чаще. А когда я разговаривал с Аомине-куном, ты, Кагами-кун, мыл одну и ту же тарелку трижды, потому что никак не мог сосредоточиться. Вы еще на удивление хорошо держались, но я знал, что когда мы уйдем, вы сорветесь. Поэтому я нарочно оставил телефон здесь, чтобы вернуться за ним и воплотить фантазии Момои и Рико-сан в реальность. А еще вы могли просто сказать нам, что встречаетесь.

– Да что ты такое, – ошеломленно прошептал Аомине.

– Великий Куроко Тецуя, – улыбнулся, глядя на него, Куроко.

– Считаешь себя остроумным?

– Молчать! – оборвала их Рико. – Где домашнее порно?

Кагами покраснел еще сильнее и уткнулся лицом в плечо Аомине, который лишь шире ухмыльнулся и подмигнул.

– О, боже, у них есть домашнее порно!

*** Бонус ***

– Слышал, оказывается, Аомине и Кагами все это время были вместе? – поделился новостью Мидорима за обедом. С той вечеринки прошло уже несколько дней.

– Да, вышло довольно неожиданно. Теперь только о них и думаю. Как думаешь, кто сверху? – Акаши пытливо посмотрел в глаза Мидориме, даже отставил рамен. – Ставлю на Дайки.

– Не согласен. Кагами не уступает в мужественности Аомине. И ты сам знаешь, каким зверем Кагами может быть, вспомни хотя бы ваш матч. Может быть, он такой же неудержимый в постели, и тогда он точно не снизу.

– Все еще думаю, что Дайки – топ. Поспорим?

– Почему нет. По гороскопу сегодня мне сопутствует удача, – согласился Мидорима и накрыл рукой сегодняшний талисман – мяч для боулинга.

– Рад за тебя, – Акаши ухмыльнулся. – Но не забывай, я никогда не проигрываю.

@темы: kuroko no basuke, рыбки-звезды

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Haikyuu, И жили они долго и счастливо, фентези ау, юмор, бокуака, куроака, бокуроака,

Название: И жили они долго и счастливо
Автор: в кои-то веки я,  saltyzebra
Фендом: Haikyuu!
Пейринг: Бокуто Котаро/Акааши Кейджи, Куроо Тецуро/Акааши Кейджи, Бокуто Котаро/Акааши Кейджи/Куроо Тецуро
Персонажи: Бокуто Котаро, Акааши Кейджи, Куроо Тецуро
Категория: слеш
Жанр: фентези, юмор, полиамория, броманс
Рейтинг: RG-13
Размер: 1 984 слова
Ссылка на АО3 =>> И жили они долго и счастливо
Ссылка на ficbook =>> И жили они долго и счастливо
Размещение: можно ссылкой, но черканите словцо) мне будет приятно
Краткое содержание: Куроо с принцессами категорически не везло.


Если и в этот раз поиски принцессы и ее освобождение от стража-чудовища — дракона, в идеале, победить дракона считалось почетнее всего — не увенчаются успехом, Куроо в родное царство-государство попросту не вернется. Ему хватает смешков и ехидных подначиваний со стороны старших братьев, а в свет и вовсе выходить не хочется. Должно быть, он чем-то прогневил богов, иначе как объяснить эти постыдные неудачи?

Принцессу Сузумеду охранял сфинкс. Тот самый, который славной честной битве на мечах предпочитал пытку загадками. Как Куроо ни бился, ни одной не отгадал. Хотел было, по старинке, верхом на вороном коне зарубить чудище мечом, в итоге до ближайшей деревни шел пешком и без меча, в грязных порванных одеждах. И поди докажи этому народу темному, ни разу не видевшему никого из высокородных, что принц перед ними. Хорошо, при Куроо остался перстень драгоценный — ему выдали потрепанное, но чистое платье, сносную лошадь и сомнительной остроты меч. Вообще хватило бы на табун скакунов, кузницу и метры дорогой парчи, но не Куроо в этом дремучем месте устанавливает правила.

Принцессу Каноку он проиграл в битве другому принцу. Еле ноги унес. Не человек, а берсерк какой-то бритоголовый. Своеобразные у этих северян понятия о красоте. И социальные навыки оставляются желать лучшего. Одним словом — варварские.

Принцессу Мику удалось благополучно спасти и даже довести до замка. Кто ж знал, что нельзя было оставлять ее с братом надолго? Что такого сделал Дайшо, Куроо так и не понял. Уболтал, очаровал, забрал себе. С другой стороны принцесса с таким дурным вкусом ему точно не нужна.

Принцесса Киёко идти с Куроо вежливо отказалась. А ведь дело уже почти завершилось успехом — Куроо ни разу не сбился с пути и нашел-таки одинокую башню посреди черной глади озера, виртуозно победил кракена-сторожа. А вода, между прочим, уже холодная в это время года, и Куроо весь до нитки промок. И наверняка подхватит насморк. А у принцессы глаза на мокром месте, взгляд отводит да щупальца уродливые поверженного чудища гладит. Не силой же ее тащить.

Куроо готов был смириться с тем, что проиграл Дайшо — тот все же умен и красив, чертяга, не отнять, — но принять поражение от склизкого головоногого? Куроо час себя в зеркале рассматривал. Ну, вот что ей не понравилось?

Хайба Алиса принцесситься не пожелала. К тому времени, как Куроо ее отыскал, она уже не томилась в одинокой полуразрушенной башне, а правила в небольшом, но успешно развивающемся городе. Ходили слухи, что чудовище свое принцесса хитростью одолела без посторонней помощи. На плечах она носила грубо сшитую накидку из белого меха, не сочетавшуюся с дорогими нарядами, больше к лицу дикарке, чем королеве, но никто не осмеливался задавать вопросы. Не хотелось Алисе быть чьей-то принцессой, а хотелось найти ее себе. Куроо от щедрого предложения отказался, но с пустыми руками домой не вернулся — заключил выгодный импорто-экспортный договор. Уж очень скакуны здесь хороши.

Когда на пути ко дворцу принцессы Широфуку (редкой счастливицы, не томящейся в башне, а живущей с семьей, купающейся в роскоши и обожании) ему попались гонцы, разносящие вести о ее предстоящей свадьбе с булочником, Куроо даже не удивился. Принцессу, как самую младшую, баловали и ни в чем ей не отказывали. А любила она наряжаться крестьянкой и гулять по сельской ярмарке под стенами дворца. И нужно было новоиспеченному булочнику именно в этот день открыть свою лавку. Принцесса пришла на запах свежей выпечки да влюбилась в румяного хозяина. Теперь у них свой общий, как его, биз-нес. Он печет, Широфуку продает. Отбоя от покупателей нет.

Куроо возвращался домой, задумчиво жевал еще теплую плюшку с цукатами и думал, что если совсем отчается, поищет себе принца. Король Ойкава вот ногой топнул, женился на первом рыцаре своего королевства. И ничего, народ не возмущался. Даже как-то вздохнул спокойнее — король-то у них хороший, но самодур взбалмошный, а у Ивайзуми рука тяжелая да разговор короткий.

Хотя опять же, свободных принцев во всех соседних и не очень царствах и одной — чур их всех — республике еще меньше, чем принцесс.

Но вот Куроо улыбнулась удача, и шанс присоединиться к клубу опринцессенных возрос. Прошел слух, что где-то на востоке все еще оставалась нужная башня. Та самая, правильная, охраняемая взаправдашним огнедышащим драконом. И добираться до нее следовало по всем канонам магической сказки — через высокие горы, кишащие голодными тварями, по слухам, отторгнутыми самой преисподней; через зачарованный дремучий лес, откуда еще никто не возвращался тем, кем был прежде; наверняка где-то на пути должны были лежать топкие болота, плюющиеся пузырями с кислотой, но наверняка никто не знал. А вот выжженная солнцем раскаленная пустыня точно была. Вот это будет поход, достойный принца. В нем и сгинуть-то не стыдно.

Но в планах Куроо «погибнуть смертью храбрых» не стояло, поэтому, отъехав на приличное от королевства расстояние, он свернул на объездной путь, сверяясь с картой (кого только не встретишь в таверне и что только не купишь за деньги).

Башня и правда была и одиноко возвышалась посреди равнины. Зеленой и цветущей равнины. Трава, не знававшая ноги человеческой и копыт лошадиных уже очень давно, колосилась по пояс. Солнце жарит. На невозможно голубом небе — ни облачка. Только пения птиц для полноты картины и не хватало.

Заросшая травой и обвитая плющом до самой крыши башня казалась заброшенной. Никаких признаков обещанного дракона вокруг. Как и любой другой формы разумной жизни.

Если эта башня окажется пуста, Куроо заточит себя в ней до конца своих дней.
Он побрел по полю, звеня ненужными, похоже, доспехами. По пути натыкался на ржавые, заросшие цветами и кустарником остатки чужих, оплавленных. Попался на глаза и частично уцелевший скелет, сквозь ребра которого пророс репейник. Ну, по крайней мере, однажды здесь явно было опасно.

Может, дракон давно убит, вместе с ним полег и рыцарь, а принцесса спит себе волшебным сном и ждет не дождется пробуждающего поцелуя? Может же ему так разок повезти?..
Желтая бабочка пролетела перед глазами Куроо и села на рукоять меча.

…Ну, пожалуйста?

Куроо обошел башню со всех сторон, и ничего, похожего на дверь не нашел, но узкое окно вверх наблюдалось. Куроо ухватился за плющ, подергал, потянул — и полез, упираясь ногами в серый камень, выискивая удобные выступы. Но далеко забраться не успел — за спиной почувствовал сильный порыв ветра и последовавший сильный удар в бок, смахнувший его обратно в высокую траву, как жука. Куроо лежал на спине, пытаясь прийти в себя, а перед глазами плясали и кружились небо и увеличивающаяся черная точка. Куроо сощурился. Точка приблизилась до такой степени, что уже можно было разглядеть черные огромные крылья и столб несущегося к Куроо пламени.

Значит, дракон все же был. Куроо воспрял духом. Есть дракон — будет и та, кого он охраняет. Таковы законы этого мира.

Куроо подскочил и, прикрываясь щитом, ушел от пламени. Дракон не отставал и без устали атаковал то огнем, то когтями, то шипастым хвостом. Куроо едва успевал уворачиваться, отбиваться и убегать. Дело сильно осложняло то, что атаковал дракон мало того, что быстро, так еще и молча. Струя пламени-таки задела бок и забрало, и Куроо заорал от боли — становиться шашлыком в его планы не входило. Он стянул с головы шлем и отбросил в сторону.

Дракон как раз завершал разворот и шел новую атаку. Куроо перехватил меч поудобнее.
Разинутая пасть дракона стремительно приближалась, опасно полыхая красным. Но дракон вдруг завис над Куроо, взбивая воздух мощными перепончатыми крыльями, изогнул шею и уставился на него. Куроо, будь не промах, уставился в ответ.

Дракон был длинный и какой-то неправильно тонкий, жилистый. Черный, как уголь. Острые гребни украшали спину, шею и хвост. Голову венчали загнутые к переди рога. В крыльях кое-где зияли небольшие дыры. Малахитовые глаза смотрели на Куроо внимательно и как-то слишком осознанно.

Наконец, дракон, видимо, что-то для себя решил и изящно плюхнулся в траву, сложив лапы.

Куроо… растерялся. Чутье подсказывало ему, что драться дракон больше не желал, но. Что теперь следовало делать?

Дракон посмотрел на башню, потом снова на Куроо. Снова на башню, снова на Куроо.
Куроо не повелся.

— Ну, да, ну, да. Нашел дурака. Нет уж, деремся до посл…

Дракон выбил меч из рук Куроо молниеносным движением хвоста и приоткрыл пасть. Опасно заалело.

— Понял. Полез.

Лезть на стену башни под внимательным взглядом живого дракона — исключительный жизненный опыт.

Куроо глянул вниз. Дракон сделал движение мордой вверх, мол, лезь-лезь.
Один раз Куроо сорвался, неудачно поставив ногу. Был пойман в когтистую лапу и возвращен на то место, откуда упал.

— А сразу в окно нельзя было? — прокричал Куроо. В драконе что-то утробно заворчало, а сам он подозрительно затрясся. Зараза чешуйчатая.

…И вот Куроо внутри башни.

Тихо. Пыльно. Под ногами что-то хрустнуло — кость, на которой подсыхали кусочки мяса. Прямо на полу, в железной пластине, некогда бывшей щитом, обнаружился недоеденный кабан. По полу вокруг него и у кровати с пологом валялись яблоки — где надкушенные, где целые, где сгнившие. Сильно пахло потом и чем-то терпким.

Хорошее начало.

Куроо приблизился к кровати. Через тонкую ткань полога виднелась крупная выпуклость, прикрытая покрывалом. Слишком крупная для принцессы.

Куроо напрягся.

Хотя мало ли, холодно тут, вон, какой сквозняк. Может, замерзла и спит под всеми одеялами.

Не решившись сдернуть покрывало, Куроо встал как можно ближе к изголовью и как мог громко произнес классическую речь освободителя.

Под одеялом от души всхрапнули. Куроо неуверенно протянул руку. Снаружи взревел дракон.

С криком «Акааши» тело под одеялом ожило, и не успел Куроо сообразить, что случилось, как его уже вжимали в матрас не первой свежести и тыкали в лицо обломком меча. Хозяин обломка как раз и был тем, что вжимало Куроо в матрас. Возможно, сверстник Куроо, одетый в длинную мужскую сорочку.

— Назови себя! — угрожающе, если бы не сорочка, потребовал незнакомец.

— Куроо Тецуро, принц, приятно познакомиться, — просипел Куроо. — А что такое «Акааши»? Боевой клич?

За окном снова раздался рев. Незнакомец тыкнул мечом в сторону звука.

— Это — Акааши. Ты пришел убить моего дракона, принц Куроо Тецуро?

Что? О!

…О.

— Зачем мне дракон, я искал себе принцессу.

— А, — парень тут же убрал железяку от горла Куроо и так лучезарно улыбнулся, что Куроо заморгал. — Ну, здесь принцесс нет. Только я и Акааши.

— Почему ты зовешь дракона — Акааши?

— Потому что имя у него такое?

С Куроо, наконец, слезли, и сам он, неизящно выбравшись из глубины перин, встал напротив незнакомца, отряхиваясь и рассматривая.

Плечист. Высок. А мышцы-то какие. Куроо поймал себя на желании убедиться в их упругости. Такого и защищать не надо — сам, кого хочешь, защитит.

Ну, будет у Куроо не принцесса, а принцесс. А что? С таким и на люди показаться не стыдно и даже как-то хочется.

— А ты сам-то кто будешь? Ты здесь пленник дракона?

— Бокуто Котаро. Принц, как и ты. Тоже приехал сюда в поисках принцессы, но ее здесь уже тогда давно не было. Слегла от лихорадки. Акааши пытался выходить…

Дракон пытался что сделать, еще раз?

— …но тщетно. Теперь Акааши не может улететь отсюда. Принцесса не была спасена, а дракон не был повержен в бою. Проклятье башни не снято — нет свободы, — Бокуто грустно улыбнулся.

— А ты с ним тут?..

— Живу.

— Живешь. Ясно. А почему?

— Акааши умеет быть убедительным, — и расплылся, шельмец, в ухмылке.

Куроо передернуло. А впрочем, кто он такой – дверь в комнату со скрипом отворилась и Куроо обернулся на звук — чтобы судить о чужих – вошел обнаженный юноша — предпочтениях. Новоприбывший встал рядом с Бокуто, но глаза цвета махалита смотрели прямо на Куроо.

…Ох, ты ж Мерлинова мать.

«Чтоб мне сдохнуть, — думал Куроо, бесстыдно пялясь на выставляемое на обозрение тело. — И правда, убедительно, этого Бокуто можно понять».

У Акааши остались беспорядочно покрывавшие тело чешуйки и завитые к переди рога. Куроо стало интересно, что будет, если эти рога облизать. Или погладить. Или укусить. Чувствительные или нет?

Акааши, схватившись за горло, что-то сипел Бокуто. Слова давались ему с видимым трудом, говорил он медленно. Бокуто перебивал иногда, угадывая слово, и Акааши облегченно кивал. Куроо не слышал, что такого он сказал напоследок, что Бокуто аж возмущенно воскликнул: «Но Акааши!».

Тот лишь ласково улыбнулся и, погладив Бокуто по щеке, кивнул в сторону Куроо. Бокуто заворчал, покрепче прижал к себе несопротивляющееся тело одной рукой и с вызовом глянул на Куроо.

— Акааши сказал, теперь ты тоже останешься здесь.

***

Однажды утром, терпя храп Бокуто и вес чужой руки поперек груди (как же не хватало второй кровати!), Куроо пришел к выводу, что все обернулось не так уж и плохо.

В конце концов, принцессы есть у всех принцев…

За окном мелькнула тень, и раздался рев. Куроо довольно усмехнулся.

…а драконы?

@темы: Haikyuu!, рыбки-звезды

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Хотела необычно подписать открытки. Она красивая, китайская, пейзажная, атмосферная. Хочется что-то в тему написать. В итоге получилось такое:

В горах Цяньшань эхом иногда доносится девичий голос, поющий песню до того жалобную, что путники останавливаются утереть непрошенные слезы, но унять тоску в сердце не выходит. Ноги сами приводят на вершину сопки, к уступу, откуда вся горная долина с блестящей ниткой реки видна как на ладони. На самом краю уступа в легком платье белее снега прямо на земле сидит печальная дева. Она не смотрит на путника, тихо поет свою песню и смотрит в даль. Но коленях у нее лежит безмолвная цинь чжэн – полопались струны, потрескалось дерево. Как тут сыграешь? О том и плачет дева, и безутешно ее горе. И всей душой стремятся живые помочь, только больше не не плачь, больше не пой эту песню. «Всей душой?» - тихо спрашивает она. «Всей душой», - соглашается путник. И снова тихо в горах Цяньшань, не слышно более голоса печального, не томит душу песня, не заманивает в гости к печальной деве, возвращаются странники и странницы каждый на свою тропу. Оживают струны, молчит дева, поет за нее цинь чжэн, возвращает покоя душам погибших в горах, утонувших в реках, заплутавших в лесах. Бережет Цяньшань своих гостей.

Акааши просыпается от холода – камин погас, а ночи в горах даже летом не жаркие. В лесничем доме темно и слишком безлюдно. На ощупь находит Акааши керосиновую лампу и идет в спальню, где спал уставший с похода Бокуто.

- Бокуто-сан?..

Пустая комната встречает развороченной кроватью.

Тихо в горах Цяньшань.

Нравится

@темы: свиток, Haikyuu!

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Bleach_перевод_До конечной станции_Ичиго/Гриммджоу

Перевычитано.

Название: До конечной станции
Оригинал: To the end of the line
Автор: trevo4folhas
Переводчик: saltyzebra
Фендом: Bleach
Пейринг: Гриммджоу Джагерджак/Куросаки Ичиго
Персонажи: Гриммджоу Джагерджак, Куросаки Ичиго
Категория: пре-слеш,
AU
Жанр: пускай будет романс,
Рейтинг: RG-13, наверное
Размер: 5 051 слов
Ссылка на АО3 =>> До конечной станции
Ссылка на ficbook =>> До конечной станции
Краткое содержание: Куросаки Ичиго – начинающий писатель, работает над новой книгой. В поезде по дороге домой его внимание привлекает загадочный незнакомец. Каждый день он неизменно занимает место напротив.

Короткая, милая и легкая история, где все события происходят в поезде.

Размещение: где хотит, как хотите, благословляю. но черканите словцо, мне будет приятно

Январь выдался сырым и холодным, но не таким морозным, как всегда бывало. Досадно, что вдохновение сильнее всего накрывает именно в минусовую температуру (и чем ниже отметка на термометре – тем лучше), а в ясный, погожий день хочется думать о чем угодно, но только не о сюжете и героях. Забавный выходит парадокс: сам страдаешь от холода, а на душе тепло от созданных воображением сцен с влюбленными парами, коротающими зимние ночи в маленьких уютных квартирках с весело потрескивающим камином.

Ичиго Куросаки был писателем, и довольно хорошим. Он специализировался скорее на жанре детективного триллера, чем на любовных романах, но иногда нет-нет – и впишет случайную романтическую сценку. Может, оттого, что он уже долго был один, прописывать такие эпизоды доставляло особенное удовольствие (к вящему одобрению читателей). Его последний роман несколько недель числился в списках бестселлеров, и перед Ичиго стояла непростая задача – превзойти успех предыдущей книги.

Но судьба оказалась неблагосклонна, и о том, что сейчас зима, напоминал лишь короткий световой день. Даже с погодой жестко не везло: Ичиго не возражал бы против температуры на пару делений ниже. Но решение нашлось. Каждый день, чуть только начинало темнеть, он садился в поезд до дома и черпал вдохновение, наблюдая за случайными пассажирами и предпочитая одинокой квартирке уютную атмосферу наводненного пассажирами вагона.

И, кстати говоря, Ичиго почти уверен, что незнакомец напротив уже заметил его неприкрытый интерес к своей персоне.

Нельзя сказать, что Ичиго не пытался вести себя тактично. Однако чаще всего он ловил себя на том, что откровенно пялится на незнакомца, хотя внешний вид последнего, казалось бы, уже хорошенько должен был врезаться в память: тот неизменно садился в один и тот же вагон, на одно и то же место, в одно и то же время. Вот уже седьмой день подряд они едут друг напротив друга, и ни один не проронил за все это время ни слова.

В свое оправдание Ичиго мог бы сказать, что не глазеть было невозможно: стоило незнакомцу появиться, как он тут же приковывал к себе внимание окружающих. Короткие светло-голубые непослушные волосы откинуты назад, несколько прядей падает на лоб; глаза тоже голубые, но цвет ярче и насыщеннее. Он был высок и широкоплеч, походкой ступал гордой, величественной, а вид при этом имел грозный и независимый. Одевался как типичный панк: пальцы усыпаны кольцами, на шее – серебряные вычурные цепи. И все в нем каким-то непостижимым образом чудесно гармонировало.

Насмотревшись, Ичиго исписывал страницу за страницей. От незнакомца веяло холодом, и это вдохновляло. Сюжет книги еще даже близко не готов, но портрет главного злодея уже есть: более подходящую роль для незнакомца придумать сложно.

***
Каждый день незнакомец садился на одной и той же станции и занимал одно и то же место напротив. Ни разу подал вида, что узнал Ичиго.

Он всегда таскал с собой наушники и врубал музыку так громко, что изучить его музыкальные предпочтения было не сложно. То, что Ичиго слышал, вполне себе гармонировало с образом незнакомца: много шума, много барабанов, много воплей. Сплошные. Агрессивные. Вопли.

Было бы интересно поразмышлять, как сочетаются внешность незнакомца и его музыка, но шум уже начинал раздражать. Какой смысл в наушниках, если все равно всем слышно, что там у тебя играет? Другое дело, если бы в поезде было шумно – кто-то разговаривает, кто-то чихает, кто-то кашляет, – было бы проще уйти в себя на общем фоне. Но этот человек… Все в нем кричало и отвлекало. Вдохновляло – да, но отвлекало. Ичиго давно следовало бы прекратить витать в облаках и заняться делом. Прошли уже дни, да что там, недели, и оправдываться перед агентом за сорванные дедлайны становилось сложнее.

Но всю неделю он думал только о своем попутчике. Ичиго пытался угадать его характер по внешности. Фантазировал, как мог бы звучать его голос. Как ощущалось бы его тело под всеми этими слоями одежды. Каково было бы бросить ему вызов и ощутить всю силу ярости, что он излучает. Ичиго осознавал, что копирует своего персонажа с реального человека, и старался вносить какие-то мелкие детали, чтобы выдуманный герой хоть чуть-чуть отличался от своего прототипа.

Конечно, вряд ли Ичиго в точности воссоздал характер молчаливого спутника, но ему всегда хорошо удавалось угадывать. Он развлекался, разглядывая хмурое лицо напротив и представляя незнакомца в образе язвительного стиляги. Тот холодно смотрел в ответ. Взгляд его напоминал взгляд хищника, – пантеры? – такой же гипнотический и изучающий.
Казалось, будто незнакомец читает его мысли.

– Бесишь меня.

Низкий, глубокий голос вернул Ичиго с небес на землю, и распахнутые от удивления карие глаза встретились с холодными голубыми.

Я?

– Да, ты.

Ичиго даже выпрямился от удивления. Он случайно сказал это вслух или незнакомец настолько проницательный?

– Всегда пялишься, потом пишешь что-то, – продолжал незнакомец, глазами буквально пригвоздив Ичиго к месту. – Сталкер, что ли?

– А ты? Сам всегда садишься именно напротив меня, – парировал Ичиго. Он уже задавался вопросом, не из-за своих ли ярких рыжих волос привлек к себе внимание.

– Это мое место.

– На нем не написано, что оно твое, – огрызнулся Ичиго, но тут же осекся. Что это еще за ребячество. Слишком много времени он провел с младшими сестрами, которые частенько пререкались и спорили друг с другом.

Незнакомец усмехнулся. Ичиго молчал, насупившись. Ему нравилось ехать в компании этого человека, но неожиданный обмен «любезностями» совершенно не радовал.

– Звать как? – грубовато поинтересовался тот.

– Будто тебе интересно.

Еще один насмешливый хмык.

– Ну да, мне пофигу.

Незнакомец, потеряв всякий интерес к Ичиго, уставился в окно. Повисшее молчание давило, и Ичиго подумал, что, может быть, отреагировал чересчур резко. Вполне возможно, что для незнакомца такое поведение – само собой разумеющееся. Агрессивный, вызывающий вид говорил сам за себя.

– Куросаки Ичиго, – вздохнув, представился он, все еще с интересом рассматривая своего нечаянного спутника. Он все никак не мог придумать подходящее имя персонажу-злодею. – А ты?..

За окном поезда царила непроглядная темень, и только изредка черноту прореживали далекие размытые огоньки. Незнакомец посмотрел на терпеливо ожидающего ответа Ичиго.

– Гриммджоу Джагерджак.

И снова уставился в окно.

– Необычное имя. Ты иностранец?

– Рыжих здесь тоже не больно-то много водится. Ты сам-то не иностранец, Куросаки Ичиго? – огрызнулся явно раздраженный Гриммджоу.

– Справедливо.

Ичиго не только не задела резкость Гриммджоу, но он ее очень хорошо понимал: не сосчитать, сколько раз самого Ичиго спрашивали о цвете волос. Безобидный, казалось бы, вопрос, но подбешивало уже знатно.

Гриммджоу кивнул на лежащий у Ичиго на коленях блокнот, на который уже некоторое время с подозрением поглядывал.

– Что ты там все время черкаешь у себя?

– Заметки для книги.

Ичиго едва смог подавить улыбку. Подразумевалось, что он работал над черновиком для книги. А на самом деле записи в блокноте касались лишь Гриммджоу. Наблюдения, догадки. Фантазии на вольную тему.

– Я пишу новый роман, но далеко не продвинулся.

– Что-то непохоже.

На одно мгновение Ичиго показалось, что Гриммджоу сейчас протянет руку и выхватит блокнот – многие так делали. Однако Гриммджоу вновь отвернулся к окну. Ичиго с облегчением вздохнул, но руку, прикрывавшую написанное, не убрал. Он бы скорее умер, чем позволил прочитать свои записи.

Которые с головой выдавали его отнюдь не праздный интерес к незнакомцу.

– Так что, твои книги публиковали? – снова заговорил Гриммджоу. Приятный тембр его голоса скрашивал неловкость от затянувшегося молчания.

– Да. Читал «Ревущего»?

Эта книга продавалась лучше всех, так что велик шанс, что Гриммджоу слышал о ней.
– Не читаю книг, – последовал ответ, и Ичиго не удалось скрыть разочарование.

– А стоило бы.

Взгляд, каким его одарили в ответ, дружелюбным назвать нельзя было, и до конца поездки Ичиго больше не решился заговорить. Гриммджоу тоже молчал.

Поезд подошел к станции Ичиго. Он кивнул Гриммджоу на прощание, но был полностью проигнорирован.

***

На следующий день, собираясь сесть в поезд, Ичиго вновь подумал о человеке с необычным именем Гриммджоу. Займет ли он свое обычное место или пересядет после вчерашнего неудачного разговора? Зря Ичиго вчера так резко ответил. Уже не ново, что люди читают все меньше и меньше с каждым днем, и стоит Ичиго завести разговор на эту тему, как собеседники раздраженно фыркают и закатывают глаза. Но что уж тут поделаешь: как писателя, Ичиго задевало такое откровенное отсутствие интереса.

Он правда не понимал, почему люди (вообще все, а не только его новый знакомый) так равнодушны к литературе, и язвительное замечание вырвалось неосознанно, на эмоциях. Гриммджоу, похоже, оно задело за живое.

Опасения Ичиго оказались напрасны – Гриммджоу своей привычке не изменил. И ни тебе «привет», ни «чтоб ты сдох». Будто вчерашнего дня и не было. Однако в какой-то момент их глаза ненадолго встретились, и этого немого диалога оказалось достаточно.

Ничего не поменялось. Ичиго писал. Вдохновения было даже больше, чем обычно, и он чувствовал, что, наконец, сдвинулся с мертвой точки. Гриммджоу слушал музыку, закрыв глаза и будто расслабившись, хотя непонятно, как вообще под подобную какофонию можно расслабиться.

Ну, во всяком случае, со стороны Гриммджоу казался довольно-таки умиротворенным. Звуки, доносившиеся до Ичиго, раздражали, но пока получалось не обращать внимания. Он сосредоточился на начавшем вырисовываться сюжете, отойдя от описания главного злодея (сейчас это был немец с чарующим низким голосом), и придумывал мир, где будут разворачиваться события. Одна мысль цеплялась за другую и - вуаля! - стало получаться что-то толковое. Так что нет, музыка совершенно не мешала, но вскоре Гриммджоу, до этого времени сидевший спокойно, неожиданно начал отбивать ногой ритм, и терпение Ичиго медленно, но верно, заканчивалось.

Какой же он все-таки шумный. Слишком его много.

Ичиго бросил взгляд на Гриммджоу. Тот все также сидел с закрытыми глазами, покачиваясь в такт музыке. Голова запрокинута, губы приоткрыты, брови нахмурены. Поглощен музыкой чуть больше, чем полностью.

Черт, да один его вид отвлекал сильнее, чем шум из наушников. Ичиго осознал, что, очарованный, пялится с открытым ртом. Раздражение накатило сильнее прежнего, и черт знает, что именно взбесило: поведение Гриммджоу или собственная реакция.

– Можешь убавить звук? Я пытаюсь сосредоточиться, – попросил он максимально спокойно, стараясь не выдавать своего раздражения. Горящие щеки в этой ситуации точно ни к чему.

Гриммджоу лениво приоткрыл один глаз, будто потревоженный не стоящей его внимания мелочью, а потом с выражением крайнего презрения снова закрыл, полностью игнорируя просьбу.

Ичиго уже понял, что Гриммджоу не отличается хорошими манерами, но подобное поведение откровенно бесило.

– Некоторым из нас, вообще-то, надо работать, – уже не скрывая недовольства, снова заговорил Ичиго. Гриммджоу раздраженно заворчал и, наконец, соизволил посмотреть на Ичиго.

– Думаешь, ты лучше меня? – то был даже не вопрос, то было обвинение. Ичиго открыл рот, но никак не мог подобрать нужные слова: агрессивное поведение собеседника сбивало с толку. – Думаешь, что можешь смотреть на меня свысока, потому что сидишь и целый день пишешь свои умненькие книжонки? Я в твоих глазах должно быть всего-навсего тупой уличный хулиган.

– Никто не говорил, что… – начал было Ичиго, но Гриммджоу перебил снова, буквально заходясь от ярости:

– Ты ни хуя обо мне не знаешь, так что заткнись нахрен.

На несколько мгновений Ичиго оказался совершенно сбытым с толку происходящим, а когда пришел в себя, то заметил, что остальные пассажиры смотрят на них. Повисло неловкое молчание. Ичиго посмотрел на Гриммджоу, который все еще был жутко зол.

– Я всего лишь попросил убавить громкость. Незачем так грубить.

Он старался говорить не громко, чтобы не притягивать к себе еще больше внимания. Получалось плохо. Гриммджоу, осклабившись, с вызовом смотрел на Ичиго.

– Не нравится – отсядь.

Ичиго все никак не могу понять, почему каждый день упорно садился на то же самое место, зная, что позже Гриммджоу непременно присоединится. Или, может, он-таки понимал, но старался всячески, как мог, не думать о причинах. Отчасти, всегда было любопытно, подсядет ли к нему Гриммджоу, если Ичиго пересядет. Но, если подумать, он знал верный ответ и лишаться компании не хотел. Право, смешно, насколько по душе приходилось молчаливое присутствие Гриммджоу, несмотря на раздражающие привычки последнего.
«Гордый в своем одиночестве» – так он однажды описал его в своих заметках, и та легкость, с какой его послали, только подтверждала это суждение.

Ичиго был довольно терпеливым и понимающим, ну, или, по крайней мере, ему хотелось так о себе думать. Но ангельским терпением он не отличался и не собирался мириться с хамством малознакомого человека, случайно встреченного в поезде.

– Ты посмотри, какая цаца, – фыркнул, нахмурившись, Ичиго, и поднялся с места. Взгляд его ни на секунду не отрывался от Гриммджоу, но тот равнодушно смотрел в окно, будто происходящее его нисколько не заботило.

Ичиго ушел, не сказав больше ни слова, хотя так и подмывало нагрубить напоследок. Он сел у входной двери, на другом конце вагона. Со своего нового места он больше не мог наблюдать за голубоволосым недоразумением.

***

Следующие несколько дней Ичиго ездил один и, на самом деле, чувствовал себя довольно комфортно. Единственное, что отвлекало – когда дверь вагона открывалась и в поле зрения мелькало что-то голубое. Гриммджоу молча проходил мимо и занимал свое обычное место. Ичиго ни разу не поднял голову и не посмотрел на него, как и Гриммджоу не обращал на Ичиго ни малейшего внимания. Совершенные незнакомцы. Снова.

Ичиго нахмурился. Да, они и правда мало знают друг друга, но имена-то им известны. Этого должно быть достаточно, чтобы хотя бы поздороваться. По крайней мере, от Ичиго не убыло бы. По какой-то причине, вся эта дурацкая ситуация раздражала его больше, чем должна была, и он чувствовал себя потерянным. Ичиго решил полностью сосредоточиться на книге, избегая сцен, затрагивающих участие главного злодея.

Может, и не слишком хороший способ отвлечься, но, по крайней мере, он продолжает писать. И нет, он вовсе не влюблен в этого незнакомца, и вовсе все его мысли не поглощены им или срисованным с него персонажем. Ичиго даже фыркнул. Влюблен он, ага, как же. Правильнее было бы сказать, что он просто… заинтригован. Праздный интерес, не более. А даже если бы и был немножечко влюблен, стал бы он так упрямо игнорировать Гриммджоу.

Ичиго сжал губы в тонкую линию.

Сегодня никто похожий на Гриммджоу в поле зрения не появился. Часть Ичиго очень хотела проверить, зашел ли он через другую дверь, чтобы совсем не пересекаться. Ичиго даже рассмеялся такой мысли. Конечно, наверняка так и сделал. Гриммджоу мог, правда же?

Ичиго рассеяно тыкал ручкой в блокнот и гадал, обернись он сейчас, увидит ли Гриммджоу на привычном месте, встретится ли с презрительным взглядом голубых глаз. Но Ичиго не хотел смотреть первым. Тогда он будто бы проиграет некое соревнование, а проигрывать этому типу уж точно не хотелось. Но все же теорию необходимо проверить. Он должен был увидеть, вошел ли Гриммджоу через другую дверь. И пусть бы даже так и было, подумаешь. Просто Ичиго смог бы, наконец, поднять голову, не опасаясь, что придется делать вид, что он не замечает Гриммджоу всякий раз, как поезд подъезжал к его станции.

Пора было уже выходить. Ичиго встал и направился к выходу, мельком взглянув на свое старое место.

А в следующее мгновение, помрачневший, уже без опаски рассматривал пустующее сидение у окна. Гриммджоу там не было.

***

Он не знал, почему снова и снова хотел видеть того, другого. Даже случайно брошенный взгляд был бы лучше, чем совсем ничего. Вот же напасть! Гриммджоу ему не важен, он никак не изменил привычного для Ичиго хода дней. У них было всего лишь сорок минут и несколько станций. И все же он волновал Ичиго. Сильно. А потому, увидев его на следующий день, Ичиго почувствовал необъяснимое облегчение.

Которое, однако, тут же исчезло, стоило, зацепившись взглядом за обувь проходящего мимо Гриммджоу, поднять глаза и заметить темно-красные разводы.

Ичиго не мог перестать таращиться, и не он один: другие пассажиры также в немом изумлении наблюдали за вошедшим.

Гриммджоу же не обращал на людей никакого внимания и не пытался скрыться от чужих взглядов. Он выглядел удрученным, и, казалось, мыслями был где-то далеко. Дойдя до своего места, он грузно опустился и замер. До Ичиго не сразу дошло, что он снова пялится, но едва он осознал это, как ноги сами понесли в сторону Гриммджоу.

Ичиго сел напротив и тут же оказался под прицелом голубых глаз.

Лицо Гриммджоу все покрыто корками засохшей крови. Лоб рассечен, и свежая, ярко-красная кровь капала на воротник белой футболки, магнитом притягивая к себе внимание. Ни куртки, ни другой верхней одежды не было. Зимой. Ночью. Украшений и колец нет. Костяшки пальцев разбиты, губы тоже. Что бы там ни случилось, досталось Гриммджоу знатно, и судя по всему, не так давно.

Ичиго потянулся к своей сумке, где лежали ноутбук, записная книжка и, среди всего прочего, салфетки и бутылка воды. Пассажиры вокруг все еще молча наблюдали за происходящим, раздумывая, стоит ли вмешиваться. Ичиго вытащил салфетку, смочил водой из бутылки и, подавшись вперед, прижал к лицу Гриммджоу.

Тот вздрогнул. В глазах, обращенных к Ичиго, застыл немой вопрос. Почему? Однако Гриммджоу не проронил ни слова, позволяя аккуратно стирать следы крови с лица. Вода, конечно, не самое лучшее средство – в некоторых местах кровь плотной коркой пристала к коже. Ичиго едва сдерживался, чтобы не отскоблить все начисто.

Мало-помалу Гриммджоу расслабился. Невысказанные слова повисли между ними. До смерти хотелось завалить Гриммджоу вопросами, но тот выглядел слишком измотанным, поэтому сейчас Ичиго просто молча приводил его в более-менее приличное состояние. Когда Ичиго тихонько стирал следы крови со щеки, Гриммджоу вдруг на секунду прижался к его ладони, будто искал хоть какой-нибудь ласки. Ичиго, изумленный, застыл. Еще больше поразило собственное желание продлить это мгновение.

Салфетки и вода немногим помогли, но, крайней мере, Гриммджоу уже не был похож на ходячий труп. Закончив, Ичиго заметил покрытые мурашками голые руки (хотя вагон отапливался), молча стащил с себя куртку и протянул Гриммджоу.

– Жалость свою знаешь куда засунь, – прохрипел тот, наблюдая за Ичиго из-под полуприкрытых глаз.

– Людей распугаешь, если выйдешь наружу, весь заляпанный кровью, – спокойно ответил Ичиго. Он знал, что Гриммджоу – гордец, каких поискать, но сейчас не время и не место.

Если ему проще скрыть благодарность под колкостями – на здоровье. Замешкавшись, Гриммджоу все-таки взял куртку. Он надевал ее очень медленно. По скованным движениям было видно, насколько ему больно. Не в силах смотреть на чужие мучения, Ичиго, наклонившись вперед, застегнул молнию на куртке, чтобы скрыть большое пятно крови, и легко похлопал Гриммджоу по груди.

Тот уставился на Ичиго, изогнув бровь в немом вопросе, на что Ичиго только смущенно улыбнулся: издержки заботы о младших сестрах; но улыбка медленно сползла с лица под тяжелым взглядом Гриммджоу.

– У отца клиника рядом с моей квартирой. Если хочешь, он тебя подлатает. Без лишних вопросов.

Гриммджоу скинул его ладонь – Ичиго даже не заметил, как положил ее поверх чужой руки – и проворчал:

– Нет. Я в порядке, не заморачивайся.

Его внешний вид и хриплый, слабый голос говорили о том, что ни фига он не в порядке, но Ичиго не стал возражать. Очевидно, Гриммджоу не хотел обсуждать произошедшее.

Дрожащими руками он достал из кармана телефон и запутанные наушники. Он старался их распутать, но пальцы сильно дрожали и не слушались хозяина. Ичиго едва сдерживался – так хотелось помочь, – но помнил, что, несмотря ни на что, гордость для Гриммджоу на первом месте.

Ичиго не хотел провоцировать, особенно когда ему ясно дали понять, что потерпят никакой жалости к себе. Сейчас любое неосторожно сказанное слово могло отдалить их еще сильнее. В конце концов, Гриммджоу удалось воткнуть наушники в уши и включить музыку, как обычно, на полную громкость. Закрыв глаза, он откинулся на сидение и вздохнул так, будто все самое плохое осталось, наконец, позади.

Когда поезд подъехал к станции Ичиго, он замешкался на мгновение, глядя на человека напротив.

– Иди, – прохрипел Гриммджоу, заметив, что Ичиго не уходит. – Я верну куртку завтра.
Ичиго ухмыльнулся, сделав вид, что только поэтому не спешил уходить.

– Почистить не забудь, – сказал он, подхватывая сумку и направляясь к выходу. Бутылку с водой он оставил на сидении.

***

Следующий день выдался тяжелым. Хоть Ичиго и был успешным писателем, тем не менее продолжал работать по совместительству: не хотелось весь день сидеть за ноутбуком и покрываться пылью. Каждый день после работы он садился на поезд в семнадцать двадцать пять, где виделся с большей частью своих друзей, также спешащих домой. Иногда они собирались вместе выпить после работы, чтобы сбросить накопившееся напряжение, но Ичиго уже давно не отвечал на приглашения.

Он оправдывался работой над новой книгой; друзья, ворча, оставляли его в покое и не докучали излишними вопросами. Ичиго это устраивало. Он не был готов объяснять свой отказ желанием провести время в компании совершенно незнакомого человека. То есть, Гриммджоу. Ичиго и правда совсем не знал его. Не знал, где тот живет, сколько ему лет, и почему его так странно зовут. Хотя последнее он не собирался спрашивать, учитывая прошлую неудачную попытку.

Ичиго точно знал одно: его странным образом вдохновляет этот угрюмый тип. И несмотря на то, что они едва разговаривают друг с другом, самые удачные части книги придуманы именно в присутствии Гриммджоу. Ичиго продолжал писать и позже, когда возвращался в свою маленькую квартирку. Но сегодня работа выжала из него все силы, даже времени пообедать не нашлось. Ичиго вообще ничего не съел за день, не считая легкого завтрака. Он задержался на станции у лотка с едой, надеясь перекусить незаметно от проводников.
Поедать такояки в общественном транспорте, конечно, не слишком культурно, но голод – не тетка, и плевать на людей вокруг.

А вот тот факт, что он купил порцию и для своего мрачного попутчика, действительно внушал ужас. Ну, Ичиго как-нибудь выкрутится.

Он весь день думал о том, как Гриммджоу доехал до дома один, и старался сильно не переживать, но тщетно. Только когда тот, наконец, появился, да еще и в приподнятом настроении, только тогда Ичиго смог расслабиться. Гриммджоу молча сел на свое обычное место, удивленно косясь то такояки, то на Ичиго.

Тот, набравшись мрачной решимости, сделал небрежный приглашающий жест. Но Гриммджоу, кажется, так удивился, что с первого раза не понял, и пришлось уточнять.

– Угощайся. Я не обедал, голодный, как волк.

Гриммджоу посмотрел в ответ неуверенно, но один шарик съел, а затем протянул спрятанный под курткой пакет.

– Твое. Возвращаю.

– Спасибо, – отозвался Ичиго, протягивая Гриммджоу ещё одну порцию такояки. Тот молча смотрел на него. Ичиго думал, что уже привык к его странной манере поведения, но следующие слова Гриммджоу снова ввели в ступор.

– Я же сказал, жалость свою себе оставь.

– А кто сказал, что это она, – буркнул Ичиго. Он точно не знал, почему купил еду на двоих, но явно не из жалости. Если уж на то пошло, Гриммджоу вообще тяжело было жалеть из-за его тупой привычки воспринимать любую помощь как личное оскорбление. Но такояки он в итоге взял.

– Ты ж отсел вроде как, – пробормотал Гриммджоу с набитым ртом.

– Ты меня выбесил. Но мне нравится здесь сидеть, так что смирись, – парировал Ичиго, разглядывая Гриммджоу: губа и щека опухли сильнее, под левым глазом расцветал синяк, но все же выглядел он получше, чем вчера. – Так что случилось?

Ичиго снедало любопытство, а у Гриммджоу, похоже, сегодня было прекрасное расположение духа, раз он снизошел до ответа:

– Я же уличный хулиган, помнишь? Дурная компания, как ты и сказал.

– Не говорил я такого, – возразил Ичиго. – Я назвал тебя цацей. И ты все еще ведешь себя как цаца.

Гриммджоу, фыркнув, все же тихонько улыбнулся. Может, еда сделала его дружелюбнее обычного. В любом случае подобная перемена в настроении потрясала.

– Такого больше не повторится, – проворчал Гриммджоу. – Не строй из себя няньку. Синдром папочки, что ли? Детей дома много?

Теперь пришел черед Ичиго хмыкать.

– Нет.

– Встречаешься с кем-нибудь? – продолжил Гриммджоу, заработав от Ичиго удивленный взгляд и приподнятую бровь – Просто спросил.

– Нет, – спустя пару мгновений ответил Ичиго. Затем, предложив оставшиеся шарики Гриммджоу, вытащил блокнот, возвращаясь к своему обычному занятию. Очень хотелось задать встречный вопрос, но Ичиго не был уверен, что так уж хочет услышать ответ.

Воцарилось дружелюбное молчание. Гриммджоу доедал такояки, пока Ичиго увлеченно что-то записывал. Отложив ручку, он пролистал блокнот и вздохнул, обнаружив, что места почти не осталось: Ичиго за рекордные сроки исписал его весь и знал, почему. Вообще, смешно получалось. Его муза – мрачный парень, первыми словами которого было «бесишь меня».

Да он чертов везунчик.

***

Шел дождь. Капли разбивались об окна поезда и стекали вниз. Ичиго завороженно наблюдал за каждой. Он не любил дождливые дни – с ними было связано слишком много неприятных воспоминаний. Однако наблюдать за дорожками воды было странным образом увлекательно. Он потерял счет времени, станциям, и не заметил, как за окном стемнело.

Его вернуло в действительность чужое присутствие: Гриммджоу, как всегда с наушниками, с мокрой челкой, прилипшей ко лбу, сел напротив. Снаружи лило, как из ведра, но даже такой ливень не смог подпортить привычно торчащие пряди. Ичиго очень хотелось пригладить их, одну за другой.

Он заметил, что Гриммджоу прижимал что-то к груди под плащом.

– Что у тебя там? – вырвалось у Ичиго. Гриммджоу выглядел раздраженным, настроение его совершенно отличалось от вчерашнего. Но тем не менее он с невозмутимым – уже поразительно – видом, вытащил нечто из-под плаща.

– Не хотел, чтобы намокло, – буркнул он, протягивая маленький блокнот Ичиго. Тот все никак не решался брать, пока Гриммджоу раздраженно не заворчал на него.

Ичиго открыл первую страницу. Блокнот был девственно чист.

– Это мне? – спросил он, чувствуя себя последним идиотом.

– Не хочешь – отдай обратно, - нахмурился Гриммджоу.

– Нет! – Ичиго неосознанно прижал блокнот к груди, все еще потрясенный. Он еще не успел купить себе новый, а предыдущий уже весь исписал. А Гриммджоу заметил. – Нет. Мне нравится. Спасибо… Не стоило.

Гриммджоу молча закатил глаза. Благодарность его, судя по всему, мало заботила, но Ичиго все равно безумно приятно, что Гриммджоу решил сделать что-то для него.. Может, он чувствовал себя в долгу за вчерашние такояки? Если так, то Ичиго совсем не хотелось, чтобы всякий раз, когда он проявит внимание или заботу, Гриммджоу считал себя обязанным дать что-то в ответ.

– Все норм. У меня таких много. Работаю в отделе канцелярских товаров при школе искусств.

Забота от Гриммджоу, вот это да. Ичиго хохотнул.

– Тебе можно что-то брать из магазина?

– Когда никто не видит – можно.

И правда.

– Ты художник? – спросил Ичиго, чувствуя, что этим вопросом испытывает свою удачу на прочность: Гриммджоу уже и так рассказал, где работает, что само по себе было событием.

– Если бы я им был, то не продавал бы, а покупал, – язвительно заметил Гриммджоу.

– Так рисовать ты не можешь? – не отставал Ичиго, игнорируя насмешливый тон собеседника. По какой-то причине его больше не задевало поведение Гриммджоу. Такой уж он сам по себе.

На несколько мгновений воцарилась тишина. Ичиго хотел услышать ответ и игнорировал явное желание собеседника промолчать. В конце концов, Гриммджоу, раздраженно вздохнув, протянул руку за блокнотом.

– И карандаш, – потребовал он и терпеливо ждал, пока Ичиго найдет какой-нибудь в рюкзаке.

Гриммджоу вытянул ноги и оперся грязными ботинками прямо в сидение напротив, захватив Ичиго в своеобразный капкан. Блокнот он положил себе на колени. Затем, неуверенно смотря на чистый лист, коснулся карандашом бумаги. Когда Ичиго попытался сесть рядом и посмотреть, что он рисует, Гриммджоу наградил его недобрым взглядом, настойчиво пихая коленом обратно на место.

Очень скоро рисунок был готов. Все это время Ичиго жадно наблюдал за Гриммджоу. Ему до смерти хотелось знать больше об этом человеке. Намного больше того, что уже знал.

Когда Ичиго забрал блокнот у Гриммджоу, то увидел в углу первого листа нарисованного маленького кота. То был скорее даже набросок, чем рисунок. Ичиго улыбнулся, подумав, что такая «подпись» идеально подходит Гриммджоу.

Но не успел он и слова сказать, как Гриммджоу уже уставился в окно, привычно игнорируя всех и вся. Ноги в грязных ботинках все еще упирались в сидение по обе стороны от Ичиго.
Ичиго закрыл блокнот и убрал его в сумку, снова наблюдая за стекающими по стеклу каплями воды. Работать над книгой сегодня не хотелось.

***

Хвала небесам, дождь шел только один день. Когда Ичиго был маленьким, люди часто сравнивали его яркий цвет волос с лучами солнца. Девушки не раз называли «ходячим солнышком». Не то, чтобы подобное сравнение раздражало, но всякий раз во время дождя он чувствовал себя чем угодно, только не солнышком.

Он стискивал в руках все еще чистый блокнот с притаившимся в нижнем углу первой страницы маленьким нарисованным котом. Вдохновение вновь покинуло его, но по большей части это просто лень. Не хотелось писать. Ичиго в принципе не знал, чего хотел, но сейчас точно было не до книги.

Открылась входная дверь, пропуская Гриммджоу. Как и раньше, он сел напротив. Он никогда не говорил «привет», и только если у него было хорошее настроение, Ичиго удостаивался кивка. Гриммджоу с силой плюхался на сидение, будто оно принадлежало ему одному по праву, и широко расставлял ноги, занимая как можно больше места. Он будто бросал вызов любому, кто захотел бы сесть рядом. Ичиго каждый раз внимательно следил за тем, чтобы не касаться его ног, но иногда было просто лень двигаться. Гриммджоу же как будто бы ничего не имел против. Ичиго порой казалось, что он придает этой мелочи слишком большое значение.

Сам он никак не комментировал нахальное поведение Гриммджоу, так как поступал похожим образом: ставил сумку на соседнее сидение, предвосхищая попытки кого-либо сесть рядом.

Карие глаза встретились с полуприкрытыми голубыми. Гриммджоу смотрел на него как-то странно.

– Сегодня ничего писать не будешь? – спросил Гриммджоу. Забытые наушники болтались на шее.

– Не буду, – кивнул Ичиго.

Нет, сегодня он не хотел писать. Сегодня он хотел ехать на поезде всю ночь до утра и просто наслаждаться молчаливым присутствием Гриммджоу. Сегодня он хотел доехать до конечной станции, до пляжа Руконгай, и вместе с Гриммджоу гулять по пустынному берегу.

Ичиго невольно улыбнулся своим мыслям, и Гриммджоу с любопытством посмотрел на него. Сам же он не выглядел смущенным, удивленным или угрюмым. Он выглядел… заинтригованным. Минуты текли, а они все молчали. Ичиго прислонился лбом к стеклу. Гриммджоу так и не включил музыку. Обоих, похоже, тишина устраивала.

Гриммджоу ни слова не сказал, когда Ичиго не вышел на своей остановке. Он смотрел на него и гадал, как глаза такого невзрачного цвета могут быть такими яркими.

Прошло около получаса.

– Когда твоя остановка? – тихо спросил Ичиго.

Гриммджоу усмехнулся, сверкнув зубами.

– Мы проехали ее минут десять назад.

Ичиго откинулся на сидение, на губах его расцветала широкая улыбка.

***

Куросаки Ичиго был писателем, и довольно неплохим, но за его недолгую карьеру только «Ревущий» стал бестселлером. Стыдиться нечего, обычное дело. Он никогда и не думал, что будет заниматься чем-то подобным, так что успех даже одной единственной книги безмерно радовал.

Но Ичиго соврал бы, если бы сказал, что не пытался превзойти себя. Хорошие продажи – это одно, но написать книгу, которая была бы успешнее предыдущей, – та еще задачка.
Спустя пять лет после последнего удачного романа и еще год спустя после встречи с Гриммджоу, Ичиго, наконец, дописал свою новую книгу. Заголовок нового бестселлера, «Король среди Пантер», Гриммджоу обсмеял, назвав ужасной безвкусицей, пока ему не объяснили, кто именно вдохновил на такое название.

Для человека, не любящего книг, он оказался чересчур увлеченным читателем. Ичиго не знал уже, радоваться или огорчаться, что Гриммджоу даже глаз не отрывал от романа во время их тихих совместных поездок. Ичиго развлекал себя тем, что следил за его реакцией.

Иногда Гриммджоу выглядел откровенно скучающим, иногда по уши поглощенным сюжетом, и каждый раз, когда он находил что-то знакомое для себя в тексте, он перехватывал взгляд Ичиго и коротко усмехался. Тот более или менее догадывался, какие отрывки привлекали внимание: многое из поведения и привычек главного злодея почти полностью списано с Гриммджоу. Если бы Ичиго знал, что тот вдруг когда-нибудь решит прочесть его роман, то постарался бы сделать персонажа менее похожим на него: самомнение Гриммджоу итак переходило все границы, а теперь стало просто невыносимым.

Ичиго знал Гриммджоу уже достаточно хорошо. Поездка на пляж несколько месяцев назад перевела их отношения на новый уровень. Гриммджоу старше Ичиго. Он шумный и дерзкий, высокомерный и самодовольный, по-прежнему огрызающийся на каждую мелочь, без конца ввязывающийся в драки, непременно желая победить. Ичиго замечал за собой, что частенько провоцирует Гриммджоу, и иногда задавался вопросом, почему они еще не разбежались в разные стороны.

– Увидимся в восемь? – осторожно спросил Ичиго. А все-таки такое жадное внимание к своей книге смущало.

Гриммджоу нахмурился, раздраженный тем, что его отвлекают, и только отмахнулся, мол, иди давай уже и не мешай. Сам же ни на секунду не отрывал взгляда от страниц.

Ичиго закатил глаза и молча вышел, все равно еще надо успеть подготовиться к сегодняшнему вечеру.

Теперь, чтобы увидеться с Гриммджоу, ему больше не нужно было ждать следующего дня.

запись создана: 09.05.2018 в 10:20

@темы: рыбки-звезды, Bleach

---

Haikyuu!, Бокуто/Акааши, "99 дней Бокуто Котаро", перевод

Перевычитано.

Название: 99 дней Бокуто Котаро
Оригинал: 99 Days of Dating Bokuto Koutarou
Автор: carxies
Переводчики:  saltyzebra
Фендом: Haikyuu!
Пейринг: Бокуто Котаро/Акааши Кейджи
Персонажи: Бокуто Котаро, Акааши кейджи
Категория: слеш
Жанр: повседневность, романс, драма
Рейтинг: RG-13
Размер: 5 065 слов
Ссылка на АО3 =>> 99 дней Бокуто Котаро
Ссылка на ficbook =>> 99 дней Бокуто Котаро
Размещение: где хотит, как хотите, благословляю. но черканите словцо, мне будет приятно
Краткое содержание: Акааши и не думал с кем-то встречаться. Школа, волейбол и дополнительные тренировки после занятий – вот и вся его жизнь. Но если подумать, Бокуто был в каждой из составляющих.

1-й

Акааши соглашается встречаться с Бокуто просто потому, что тот просит. Никаких романтических признаний, цветов или любовных писем в шкафчике. Возможно, звучит не очень весело, но так лучше – Бокуто не влюблен в Акааши, а Акааши не влюблен в Бокуто.

Так проще.

***

– Знаешь, это ужасно, – говорит Бокуто.

Они сидят на полу в спортзале, обливаясь потом после очередной затянувшейся тренировки. Вдвоем они здесь уже битый час. Акааши все подавал и подавал, а Бокуто без устали атаковал.С каждым разом выходило лучше, сильнее, точнее. Акааши смотрел, как идеально Бокуто забивает с его пасов, и не существовало для него зрелища более приятного.

– Что именно?

– У меня выпускной через три месяца. Школа уже почти все, а я так и не начал с кем-то встречаться и даже на свиданиях никогда не бывал. Что обо мне в универе подумают?

«Даже если бы ты встречался с кем-то, мнение людей о тебе не поменялось бы», – думает Акааши, оглядывая пустой зал. Кроме него, подбодрить капитана было некому.

– Почему вас это беспокоит? – спрашивает он, потуже затягивая шнурки на кроссовках. Нужно чем-то занять руки.

Акааши тема для разговора совсем не нравится, и он уже догадывается, куда все это ведет.Сейчас Бокуто выдаст душераздирающую тираду о том, что его никто и никогда не полюбит. Глупость какая. Акааши не слепой. Он видит, как краснеют и хихикают девчонки, когда наблюдают за игрой или когда проходят мимо болтающего с кем-то Бокуто, но тот обычно слишком увлечен разговором и ничего вокруг не замечает. Есть и парни, которые, конечно, не так открыто проявляют интерес, но…

Акааши видит все.

Ему нет дела до того, что его друг ни с кем не встречается, ведь в таком случае все внимание Бокуто сосредоточено на более важных вещах. На тех, что имеют значение для них двоих.

Акааши даже не поворачивая головы знает, что Бокуто сейчас смотрит на него.

– Не знаю. Может, мне просто интересно, на что это похоже. Хотелось бы успеть узнать. Думаешь, это глупо? – неуверенно спрашивает Бокуто и кажется таким уязвимым, что у Акааши сжимается сердце.

Он заканчивает возиться со шнурками и выпрямляется.

– Нет. Думаю, я понимаю, что вы имеете в виду. Не хотите чувствовать себя так, словно упустили что-то?

– Да! – восклицает Бокуто. – Акааши, ты чувствуешь то же самое?

– Возможно.

– Тогда знаешь, что нам надо сделать?

Акааши знаком с Бокуто уже два года. Они много времени проводят вместе, и большую его часть – обсуждая то, что, чаще всего, интересовало Бокуто. Даже в тренировочных лагерях они еще долго перешептываются после отбоя, так что на сон почти не остается времени.

Акааши знает все о страхах и желаниях друга.

(И хотя сам он не столь откровенен, Бокуто все равно понимает его, как никто другой.)

Можно было догадаться, к чему все вело.

***

Акааши и не думал с кем-то встречаться. Школа, волейбол и дополнительные тренировки после занятий – вот и вся его жизнь. Но если подумать, Бокуто был в каждой из составляющих.

Акааши соглашается, потому что лучше уж это будет он – тот, кто знает Бокуто, а не кто-то другой, кто-то чужой, кто будет только отвлекать всякими ненужными пустяками.

Никаких признаний в любви, огромных букетов и любовных писем в шкафчике.

Даже если это и правда звучит невесело, так лучше. Бокуто не влюблен в Акааши, а Акааши не влюблен в Бокуто. Их отношения – это просто договоренность, способ получить некий опыт, а чувства… Они только мешают.

Так думает Акааши в тот зимний вечер, сидя с Бокуто в спортивном зале среди разбросанных волейбольных мячей.

7–й

– Вы опоздали, – говорит Акааши, глядя на Бокуто. Тот тяжело дышит – бежал, надеясь, что не опоздает больше, чем на десять минут. Надеждам не суждено было оправдаться.

– Ты просто рано пришел, – не соглашается Бокуто, ухмыляясь от уха до уха.

Акааши лишь закатывает глаза. Вот всегда так, он приходит на место встречи и ждет Бокуто с его нелепыми оправданиями своему опозданию. «Поезд пришел поздно!», «Я увидел кота!», «Я забыл ботинки!» («Как вы могли их забыть, Бокуто-сан? Они на вас надеты»). Но Акааши никогда всерьез не сердится на Бокуто и не против немного подождать. Ему есть, чем себя занять, а Бокуто никогда не опаздывает слишком сильно, и в школу они успевают вовремя.

Теперь это что-то вроде их ежедневного ритуала.

– Акааши, ты, наверное, замерз! – неожиданно нарушает молчание Бокуто.

Акааши не сразу понимает, о чем он, пока не замечает взгляд, направленный на его покрасневшие пальцы.

– А. Перчатки дома забыл.

– Тогда возьми мои! Ни за что не дам тебе замерзнуть, эти пальцы нам еще пригодятся!

– Для чего это? – вырывается у Акааши прежде, чем он успевает себя остановить. Раннее утро, что поделать.

– Пасовать кто будет? – хмурится Бокуто.

Слава богу, что у него один волейбол в голове.

Спорить бесполезно, и Акааши принимает перчатки. Довольный Бокуто сияет, словно сверхновая. И хотя утро довольно морозное, их прогулка длится добрую четверть часа.

Акааши, быть может, совсем не против.

15–й

– Акааши, давай расстанемся в день, когда я уеду в универ.

– Как романтично.

– Я серьезно.

Миллион вопросов вертится на языке у Акааши, но задает он лишь один:

– Не в день выпуска?

Бокуто мотает головой и вытирает рот. Рукава его рубашки высоко закатаны, да и в принципе он всегда носит форму неряшливо. Это также знакомо и привычно, как и то, как он сидит, как ест, как таскает еду у Акааши, и как потом, раскаявшись, угощает за свой счет.

– Нет. В день, когда я поеду в универ.

Акааши переводит взгляд со своего бенто на Бокуто.

– Почему? – прямо спрашивает он.

– Ну, так будет правильно, да? – Бокуто улыбается, но как-то невесело. Акааши не может понять, что скрывается за этой улыбкой, и ему определенно не нравится повисшая напряженная атмосфера. – Я перееду. Ты останешься. Ничего не выйдет.

Да, все верно. Это же двадцать первый век. Ни звонков, ни смс, ни интернета.

Акааши отвечает не сразу, окидывая безразличным взглядом классную комнату.

– Думаю, вы правы. Хорошо.

Больше Бокуто эту тему не поднимает, а Акааши не напоминает о ней. Все это не важно.Он не влюблен.

22–й

День для Акааши явно не задался. Едва переступив порог дома, он оступился и упал, приземлившись аккурат на пятую точку; в школе забыл в классе учебник и, пока возвращался за ним, опоздал на следующий урок. Он сомневался, что сможет поддерживать разговор и не сказать что-нибудь, о чем потом пожалеет, пока эта череда неудач не закончится.

И все же Бокуто идет вместе с ним на работу к его матери.

Дорога от школы до больницы проходит без происшествий: Бокуто большую часть времени тихий, только пару фраз оброняет. Потому что знает. Знает, когда Акааши в хорошем расположении духа, и тогда болтает часами напролет. Знает, когда Акааши не в настроении, и тогда веселит разными шутками, какие только может вспомнить. Знает, когда Акааши лучше совсем не трогать. Акааши никогда не благодарит, хоть и следовало бы, но ценит каждую минуту, что Бокуто проводит рядом с ним, а не с кем-то другим.

Бокуто обещает дождаться Акааши в приемной. Когда он возвращается, Бокуто сидит возле женщины с ребенком на коленях и хлопает в ладоши. Малыш повторяет за ним, а когда Бокуто смеется, то улыбается беззубой улыбкой и хлопает громче.

У Акааши почему-то поднимается настроение. Не то чтобы ему нравились маленькие дети. Он никогда не понимал, что с ними делать, они ерзают на руках, хватают за волосы и вообще слишком громкие. Но он помнит, что дети – слабость Бокуто, и таким его увидеть доводилось не многим. Многие знают лишь то, что он сильный игрок и опасный соперник. Но они не видят, как Бокуто играет с детьми, позволяя малышам выигрывать, и не знают, что у него в телефоне есть папка с картинками милых зверушек. Бокуто присылает их Акааши, когда у того выдается плохой день.

Незамеченным недолго удается оставаться, и вот Бокуто уже машет рукой, вскакивая с места.

– Акааши, ты видел? Она повторяла за мной!

– Да, я видел, Бокуто-сан. – Акааши изо всех старается не улыбнуться.

– Слушай, я начинаю думать, что детям нравлюсь больше, чем тебе.

27–й

Акааши приезжает на место встречи первым, обмотавшись шарфом так, что только глаза видны. Весна не за горами, и скоро должно потеплеть, но пока по утрам все еще холодно. У Акааши замерзают пальцы. Угораздило же забыть перчатки дома. Снова.

Он дочитывает статью на телефоне и оглядывается, но Бокуто еще нигде не видно, что и неудивительно. Взгляд возвращается к экрану телефона, и Акааши замечает ссылку на следующую статью. «Вы влюблены?» гласит название. Акааши ее не открывает. Потому что не влюблен. Их отношения с Бокуто не строятся на эмоциях или чувствах. Это чисто практическое решение. Между ними особо ничего и не меняется... Хотя кое-что новое все-таки есть.

Акааши закрывает приложение. Теперь на заставке телефона красуется их совместное фото, которое они сделали на прошлой неделе (влюбленные ведь так делают, да?). Бокуто здесь широко улыбается. Акааши все не перестает удивляться, как у того только лицо не трескается в такие моменты. Он прячет телефон обратно в карман куртки.

Руки окончательно замерзли.

Бокуто он сначала слышит и только потом видит. Тот приветствует Акааши так, будто они не виделись всего каких-то двенадцать часов назад, будто Акааши уйдет и не будет больше ждать. Но Акааши всегда ждет Бокуто.

Их приветствия короткие и совершенно не романтичные, не как у влюбленных. Акааши нравится.

Бокуто ловит его за руку, и хотя Акааши уже хорошо знает, что за этим последует, все же не может сдержать легкой улыбки, удачно скрытой шарфом.

– Всегда их забываешь, – говорит Бокуто и протягивает пару перчаток, а Акааши смотрит на маленькое облачко пара, вырвавшееся из его рта вместе со словами.

– И правда, – отвечает он и тянется за перчатками. Его дыхание смешивается с дыханием Бокуто.

По дороге к школе они по большей части молчат. Бокуто слишком сонный, оттого и неразговорчивый. Глаза осоловевшие, то и дело зевает. А у Акааши появляется минутка поразмышлять, действительно ли он забывает перчатки каждый день и случайно ли у Бокуто всегда есть запасная пара.

33-й

– Разве это не печально? – спрашивает Коноха, когда они с Акааши остаются последними в раздевалке. Акааши не понимает, к чему этот вопрос и этот странный взгляд.

– Что «это»?

– Фарс, который вы выдаете за отношения.

– Нет. Что действительно печально, так это фото у тебя в шкафчике, которое ты целуешь перед каждой тренировкой.

– Посмотрим. – Коноха ухмыляется, будто едкий комментарий его вовсе не задел, и спешит к остальным на площадке.

Акааши идет следом и ищет взглядом Бокуто. Тот рассказывает очередную сумасшедшую (выдуманную) историю первогодкам. Когда он смеется, то прикрывает глаза, почти закрывает их. По какой-то причине Акааши улыбается тоже. В последнее время все чаще.

В поцелуях по шкале от одного до десяти Акааши – полный ноль. Да и не понимает он, что в них такого особенного. Это скорее противно, чем приятно. Почему он должен хотеть, чтобы чья-то слюна смешивалась с его собственной?

(Бокуто он бы позволил, вздумай тот поцеловать его.)

Они встречаются уже тридцать три дня, но все, что делает Бокуто, это обнимает или хлопает по плечу. Для них – привычное дело. Но Бокуто точно не против поцелуев. Акааши несколько раз видел его целующим какую-то девушку за спортзалом. Акааши интересно, почему он тогда не встречается с ней.

При мысли о Бокуто, его Бокуто, обнимающего кого-то другого, Акааши неизменно хмурится.

(Он втайне надеется, что Бокуто ужасно целуется и, быть может, укусит эту девушку прямо во время этого отвратительного публичного проявления эмоций.)

– Ты сегодня какой-то особенно недовольный, – слегка улыбнувшись, замечает Бокуто между делом.

Школа остается далеко позади, но у них еще есть несколько минут до того,как каждый пойдет своей дорогой.

– Вовсе нет.

– Вовсе да.

– Нет.

Бокуто фыркает и наклоняется ближе к Акааши, почти касаясь своим носом его.

– Да. Я слышал вас в раздевалке. Что случилось?

Акааши хмурится. Мысль о том, что Бокуто слышал его, не радует.

– Ничего не случилось.

– А ты бы мне сказал, если бы что-то было не так? – Бокуто уже не улыбается.

– Да, – едва слышно бормочет Акааши. Хотя честный ответ – «нет».

У Акааши есть ощущение, что Бокуто это знает, но никак не комментирует.

40-й

Забавно, как одно сообщение может изменить весь день. Забавно, как быстроАкааши принимает решение не идти не в школу и проведать Бокуто.

«Мы встречаемся, это нормально», – уговаривает сам себя Акааши, нажимая на дверной звонок в пятый раз.

«Кейджи, Кейджи, это совсем не нормально. Если только… О нет, даже не думай об этом».

Погруженный в собственные мысли, Акааши не замечает, что дверь открылась, пока Бокуто не окликает. В пижаме, растрепанный, он смущенно смотрит на Акааши, а когда тот внимательно оглядывает его с головы до ног, то и вовсе краснеет.

– Акааши, что ты здесь делаешь? – хрипло интересуется он.

В этот самый момент Акааши понимает, что никакой реальной причины пропускать школу и бежать сюда, чтобы увидеть Бокуто, нет. Его никто не просил, и он даже ничего, кроме запыхавшегося себя, не принес. Но все же как только прочитал смс, то тут же примчался.

– Наверное, просто хотел вас увидеть, – едва слышно отвечает Акааши. Глаза Бокуто становятся похожи на два блюдца, а Акааши сам не верит, что сказал что-то подобное. – В смысле, проведать, – добавляет он поспешно.

Бокуто кивает и впускает в дом, сообщая, что больше никого, кроме них, нет. Акааши тяжело дышать. Ему кажется, что для них двоих здесь слишком мало места.

Они идут на кухню.

– У вас что-то случилось?

– Нет, все нормально.

– О.

Бокуто сидит напротив, и видно, что ему неловко, как никогда. Акааши уже начинает сомневаться, а стоило ли вообще приходить. Он тщательно обдумывает свой следующий вопрос, но его опережают.

– Я просто… перенервничал? Насчет выпускного и прочего, – Бокуто нервно смеется и чешет в затылке, отводя взгляд от Акааши. – Не хотел сегодня никуда идти, и мама разрешила остаться дома.

Сердце Акааши сжимается от тоски. Он часто забывает, что для Бокуто этот год – последний. И хотя Бокуто ничем себя не выдает, ему, должно быть, приходится нелегко. От него все ждут чего-то выдающегося.

– Понимаю, – говорит Акааши, и Бокуто заметно расслабляется. – А если я… приготовлю вам горячий шоколад?

– Горячий шоколад? – несмело улыбается Бокуто.

– Моя мама всегда готовит горячий шоколад, когда я подавлен, и обычно это помогает, вот и…

– Акааши, ты тоже иногда себя так чувствуешь?

– Да, – выдыхает Акааши. – Давайте назовем этот день нашим выходным. Выпустим пар.

Бокуто внимательно смотрит на Акааши, и когда тот, не дрогнув, встречает его взгляд, кивает:

– С удовольствием.

Держа в руках теплую чашку, Акааши следует за Бокуто в его комнату. Бокуто ставит чашку на тумбочку у кровати и открывает шкаф в поисках одежды, которая подошла бы его гостю. Акааши же осматривается и думает, что даже если не знать, кому эта комната принадлежит, все равно можно догадаться.

– Возьми, Акааши, не ходи в школьной форме.

Акааши оборачивается, и что-то летит ему в лицо – серый свитер. Он ставит чашку рядом с чашкой Бокуто и рассматривает предложенную вещь.

– Благодарю, – отвечает он и выходит в коридор переодеться.

Только потом понимает, как это глупо. Они видят друг друга в раздевалке буквально каждый день, но все же Акааши смущается. Он быстро стаскивает школьный пиджак и рубашку. Свитер великоват размера на два, но зато очень удобный и мягкий.

Когда он возвращается, Бокуто сидит на кровати, потягивая шоколад; волосы падают ему на глаза. Акааши думает: «Такоймилый», – и тут же мысленно отвешивает себе подзатыльник.

– Рукава великоваты, – фыркает Бокуто, глядя на него.

Они засыпают. Акааши не понимает, как так выходит. Вот они разговаривают, а в следующую секунду он уже клюет носом в объятиях Бокуто, и это так хорошо, что он позволяет себе задремать.

Просыпается Акааши с ощущением, что только-только закрыл глаза, но время на телефоне показывает, что прошло добрых два часа. Так замечательно ему еще никогда не спалось, но Бокуто знать об этом не обязательно.

Поэтому, когда он просыпается, Акааши уже давно нет в его объятиях.

– Как себя чувствуете?

Бокуто моргает раз, другой, прежде чем его взгляд проясняется.

– Лучше.

– Может, прогуляемся?

– Я за.

Акааши странно приятно, когда Бокуто соглашается не возиться с укладкой перед выходом из дома. Они гуляют по городу и от души забавляются, фотографируясь со статуями и вывесками. Акааши угощает Бокуто обедом, а Бокуто покупает им вкусняшки.

Он возвращается из очередного магазина с покупками и маленьким плюшевым тюленем.

– Смотри, что мне дали, – говорит Бокуто с наполовину набитым ртом. – Теперь это наш сын.

Акааши смеется.

Он не хочет прощаться. Еще нет. Бокуто, очевидно, тоже. Иначе почему они уже больше четверти часа стоят на пустой улице, где должны разойтись каждый в свою сторону.

– Спасибо за отличный день, Акааши.

– Не за что, мне было весело, – запинаясь, отвечает тот.

– Правда? – Бокуто радостно смеется.

– Правда.

– Можно тебя поцеловать?

Акааши хочется, чтобы Бокуто не задавал этого вопроса, потому что, когда он рядом и наклоняется так близко, Акааши не доверяет своему голосу, не контролирует себя. Бокуто терпеливо ждет ответа.

– Да, – с трудом произносит Акааши и, господи, он не должен так нервничать, он же здесь самый невозмутимый.

В поцелуях по шкале от одного до десяти Акааши – полный ноль. Он это знает. Однако, Бокуто, похоже, неопытность не мешает. Он целует неторопливо, мягко, словно направляя (скорее всего, так и есть).

Акааши до сих пор не понимает, что такого в этих поцелуях, но, когда получается отвечать, признает, что кое-что приятное в них есть.

(Оказывается, Бокуто в самом деле целуется неплохо, и Акааши страшно завидует той девчонке.)

Отстранившись, Бокуто улыбается своей обычной широкой и искренней улыбкой.

– Увидимся завтра, – говорит он и, вот так просто, оставляет Акааши, еще не отошедшего от поцелуя, стоять посреди улицы. Акааши стоило бы возмутиться, ведь его поцеловали – парень поцеловал – на улице, при свете дня.

Но ему не хочется.

41-й

Тепло, поселившееся в груди, не оставило Акааши и на утро. Он думал, что все из-за поцелуя, но целовались они вчера, так почему сегодня все еще…

Любовь придумали для дорам. Акааши отвечает так каждому, кто спрашивает. Но его первые мысли утром – о Бокуто, и Акааши задается вопросом, когда он успел получить главную роль. Акааши говорит себе, что это ерунда, что это ничего не значит. И все же когда он смотрит в зеркало, то видит человека, который хочет сжечь все свои перчатки, чтобы можно было всегда носить только те, что приносит ему Бокуто.

Акааши категорически отказывается влюбляться. И тратит целых двадцать минут на поиск перчаток.

– Ты опоздал, – говорит ему потрясенный Бокуто при встрече.

– Нет, это вы рано пришли, – Акааши удивлен не меньше, ведь впервые Бокуто – тот, кто ждет.

48-й

Когда приближаются экзамены, страх Акааши не исчезает, а всего лишь отходит на задний план. В их отношениях наступает затишье, и Акааши чувствует себя виноватым за то, что рад этому: после первого (и последнего) поцелуя, он не знает, как вести себя с Бокуто. А тот если и замечает что-то, то ничего не говорит.

53-й

Акааши видит их перед тренировкой: улыбающийся Бокуто, а рядом с ним – девушка. Стоят близко друг к другу, ближе, чем позволяют приличия. Акааши колеблется, не зная, как поступить…

– Ты мне нравишься, уже довольно давно, и я…

…С другой стороны, он мог случайно услышать их разговор.

– Извини, но я уже встречаюсь кое с кем, – отвечает Бокуто.

Тишина стоит такая, что уши закладывает, а потом девушка быстро проходит мимо Акааши. Он закрывает глаза и облегченно выдыхает, сползая по стене. Неправильно чувствовать такое счастье оттого, что его друг отверг кого-то из-за него, из-за Акааши. У него же нет чувств к Бокуто. И все же Акааши душит ревность. Ему до смерти хочется поставить какую-нибудь метку на Бокуто, чтобы все знали – он принадлежит только ему, и злобно шипеть на любого, кто посмеет приблизиться.

Рядом кто-то кашлянул, и этот звук возвращает в реальность. Акааши медленно открывает глаза и видит перед собой Бокуто.

– Здрасьте.

– Привет.

– Всегда подозревал, что у тебя плохие манеры, Акааши, но подслушивать чужие разговоры? Как низко ты можешь пасть? – спрашивает Бокуто, но вовсе не злится: ухмыляется так, что все зубы пересчитать можно.

– Так низко, как вам захочется, Бокуто-сан, – не успев остановить себя, отвечает Акааши. – И прошу заметить, что с моими манерами все отлично. Я очень вежливый.

– Тогда ты самый невоспитанный из всех вежливых людей, что я знаю, – смеется Бокуто.

Любопытство не дает Акааши покоя всю тренировку и дорогу до дома. Он думает, может, лучше промолчать, но когда смотрит в спину удаляющегося Бокуто, у него все же вырывается:

– Почему вы отказали ей?

Бокуто оборачивается.

– Спросил все-таки, – дразняще протягивает он, ухмыляясь.

– Бокуто-сан!

Акааши с сожалением понимает, что ждет вполне определенный ответ.

«Потому что я люблю тебя, Акааши».

Это было бы так мелодраматично, так банально. Если бы только произошло.

– У нас договор, так? Расстанемся, когда я поеду в универ, – мягко отвечает Бокуто, и Акааши не может понять, что означает его выражение лица в этот момент.

– Да, – отвечает он, чувствуя, как сердце проваливается куда-то глубоко под ребра.

59-й

У них появляется новая традиция: передавать «сына» друг другу в течение дня. Акааши становится вдруг интересно, что случается с ребенком, когда родители разводятся.

Вечером он тренируется на два часа дольше в наказание за подобные дурацкие мысли. Безмерно счастливый Бокуто, конечно же, присоединяется.

64-й

Акааши соглашается поступить в тот же университет, куда уже приняли Бокуто.

– Я буду жить с Куроо. Круто, да?

– Да, – бесстрастно отзывается Акааши и читает одну страницу уже в пятый раз.

– Ты можешь приезжать, когда захочешь! А потом, через год, снова будем играть в одной команде.

Акааши хочет, чтобы Бокуто не напоминал, что год они проведут порознь. Акааши старается радоваться за него. О, видят боги, он старается изо всех сил. Ведь Бокуто последует за своей спортивной мечтой, еще и жить будет вместе с лучшим другом. Но каждый раз, когда с губ Бокуто (о, как бы Акааши хотел поцеловать эти губы снова) слетают слова о грядущем будущем, сердце сжимается от боли.

– Акааши?

– Да, это здорово, Бокуто-сан. Правда здорово.

Бокуто хмурится и захлопывает книгу, лежащую у Акааши на коленях. Акааши хочет возмутиться, сказать, что ему нужно заниматься, но его останавливает угрюмый взгляд. А потом Бокуто забирается к нему на кровать и притягивает к себе, обнимает крепко-крепко.

– Ты бы рассказал мне, если бы что-то было не так, правда? – спрашивает он, пропуская волосы Акааши сквозь пальцы.

– Конечно.

Они оба знают, что это очередная маленькая ложь. Как и «Ничего не случилось» и «Я просто устал». Забавно, что Бокуто никогда не спорит.

– Один год ничего не изменит, – мягко говорит он.

Может, Бокуто тоже беспокоится за них?

– Но один год может стать двумя, тремя…

– Так, стоп. Хочешь сказать, ты сомневаешься, что поступишь в мой универ?

Акааши вздыхает и отворачивается от пронизывающего насквозь взгляда. Он, как и большинство людей, ненавидит признаваться в своих слабостях, но особенно стыдно признаваться в этом Бокуто.

– Возможно.

Бокуто, удерживая за подбородок, разворачивает лицом к себе. Акааши делает единственно возможную вещь в этой ситуации – дуется.

– Акааши, даже если – еще раз, если, – тебя не примут по спортивной стипендии, они точно захотят в свои ряды такого одаренного студента. Так что не смей сомневаться в себе. Или…

– Или что?

– Или мне придется лично заняться этим вопросом.

Акааши фыркает.

– О, вот теперь мне страшно.

– А то, – улыбается Бокуто и прижимается ближе, легко целуя Акааши в нос.

Акааши смеется и ничего не может с собой поделать.

– Я просто хочу сказать, – Бокуто целует его в лоб, – что ты самый, – теперь в щеку, – лучший.

Бокуто выдыхает и наконец-то, наконец-то, целует Акааши по-настоящему.

«Это вы самый лучший», – думает Акааши.

70-й

Обычно, Акааши не ведет себя как идиот. Обычно он посмеивается над людьми, которые ведут себя, как идиоты. Но все бывает в первый раз.

(Или это просто чье-то дурное влияние.)

– Так, ладно, план помнишь? – спрашивает Бокуто, когда они крадутся к раздевалке.

Акааши кивает и показывает набитый рюкзак.

– Еще раз, откуда у вашей мамы столько стикеров?

– С работы. Она ими не пользуется и просто приносит домой. Накопилось вот.

Убедившись в последний раз, что, кроме них, больше никого нет, они закрывают дверь и приступают к созданию своего шедевра.

Команда шутку юмора не оценила. Да что они понимают: обклеенная тысячами розовых стикеров раздевалка – это очень смешно. Вот Акааши и Бокуто, например, со смеху умирают, пока бегают от остальных по всему спортзалу. В итоге все заканчивается дружным хохочущим клубком на полу.

Конечно, вдоволь повеселившись, горе-шутники помогают с уборкой.

– Ну, и что нам теперь делать с этим мусором? – спрашивает слегка раздраженный Коноха.

– Я знаю, что я собираюсь сделать, – отвечает Бокуто и приклеивает один стикер Акааши на лоб. Когда тот хочет отлепить бумажку, Бокуто мягко отбивает его руку и быстро щелкает камерой.

– Ооо, как это мило, – ухмыляется Коноха.

Акааши высовывает язык, и Бокуто, жутко довольный, тут же делает еще одно фото.

Акааши забывает о стикере до конца тренировки. Это – их последняя игра старым составом, но Бокуто не позволяет команде грустить, и Акааши благодарен ему за это.

Когда позже в уборной он ловит в зеркале свое отражение, то замечает на стикере маленькое нарисованное сердечко. Хорошо, что никто не видит, как отчаянно он краснеет.

71-й

– Акааши, я хочу показать тебе одну видюху!

На видео милашные щенки бегают за лошадью, но Акааши они совсем не интересны. Он никак не может перестать думать о новой заставке на телефоне Бокуто: теперь это Акааши с розовым стикером на лбу. Не их совместное фото, а просто он один.

Для Акааши разница – огромная.

77-й

Акааши не признает свое влечение – да, пусть будет влечение – к Бокуто. Он старается не думать об этом. Тотальный мысленный игнор. Если говорить: «Акааши тянет к его парню», – то звучит совсем не так плохо. Но в реальности это «Акааши, которого тянет к другу, который предложил встречаться, только чтобы не остаться одиноким неудачником до конца своей жизни». Их отношения не имеют ничего общего с влюбленностью или другими эмоциями, это чисто практическое решение. Это должно быть чисто практическим решением.

И думать о своих странных чувствах глупо, очень-очень глупо, потому что то, что между ними происходит, может закончиться в любой момент.

81-й

– Акааши, хочешь ко мне с ночевкой? Просто кино посмотрим.

– У вас это всегда «просто кино», – бормочет Акааши, пока возится с рюкзаком.

– Это «да» или «нет»?

Акааши поднимает голову.

– Да. Встретите меня после школы?

И только два часа спустя, на одном из самых скучных уроков, Акааши понимает свою ошибку. Остаться на ночь, серьезно? Ему радоваться? Сохранять бдительность? Или все сразу?

Как оказалось, все сразу. Бокуто либо не понимает, что его мимолетные прикосновения делают с Акааши, либо знает слишком хорошо – и в этом случае, у Акааши припасено для него пара ласковых. Но сосредоточенный Бокуто не отрывает взгляда от экрана – и это скорее всего первый вариант. Вздохнув, Акааши продолжает смотреть фильм, но ничего не понимает: первую половину он пропустил.

***

– Я буду по тебе скучать, – шепчет Бокуто.

Телевизор выключен, в комнате темно, и они почти уже спят.

Акааши поворачивается к нему лицом.

– Правда?

– Конечно. Мы же близки друг другу, ведь так?

– Да.

– Тогда это очень даже логично, разве нет? Ты же у нас тут вроде умный-разумный, Акааши.

Тот фыркает.

– Я такой не всегда, Бокуто-сан.

Бокуто изображает наигранное удивление и придвигается ближе.

– Когда это ты вел себя не разумно, Акааши?

Может, это все из-за темноты и уютной атмосферы, но Акааши кажется, что сейчас можно поделиться секретами. А с восходом солнца они дружно все забудут.

– Например, когда я начал оставлять перчатки дома намеренно. И когда подслушивал ваш разговор с той девушкой.

«А особенно, когда влюбился в вас», – мелькает в голове горькая мысль.

Бокуто тихо рассмеялся.

– Я знаю, что это все специально. Ты не из тех, кто забывает что-то, тем более больше одного раза. Но я не против, мне было приятно помогать тебе. Обычно ведь все наоборот.

Акааши краснеет и радуется, что в темноте этого не видно.

– А то, что подслушивал… Ну, ты всегда собираешь информацию. Для волейбола или просто так. Помню, как ты однажды говорил, что никакая информация не считается бесполезной.

Акааши нашел руку Бокуто и легонько ее сжал.

– Вы помните это?

– Да.

– Я тоже буду скучать, – признается Акааши, пытаясь унять бешено колотящееся сердце.

82-й

У Акааши на заставке телефона – Бокуто, прижимающий к себе руку Акааши во сне.

90-й

Напряжение не отпускает даже с приходом весенних каникул. Акааши знает, что Бокуто может уехать в любой момент. Но все же надеется, что это будет не сегодня. И не завтра.

Бокуто же его предупредит, да?

99-й
Они сидят на качелях. Солнце давно село. Акааши ежится от холода, и Бокуто молча предлагает свою толстовку. Они продолжают смотреть на ночное небо.

Бокуто необычайно тихий.

У Акааши плохое предчувствие, но заговорить он не решается.

100-й

Когда Акааши приезжает на следующий день вернуть толстовку, его встречает мама Бокуто. Она смотрит виновато и, прямо как Бокуто, мнется, не решаясь сказать прямо. Как выясняется, ее сын уже уехал. Утром. Без единого слова.

Акааши хочется думать, что его слезы – это слезы ярости. Да, он зол. Он зол, что для Бокуто все то, что было между ними, ничего не значило.

Он протягивает толстовку матери Бокуто, но она трясет головой и уговаривает вернуть ее лично.

Акааши спит с этой толстовкой, подкладывая ее под голову вместо подушки, и чувствует себя тем самым жалким неудачником.

104-й

Акааши позволяет себе пострадать четыре дня, прежде чем решает, что так просто Бокуто не отделается.

Руки немного трясутся, когда он подносит телефон к уху. Голос, скорее всего, тоже будет дрожать. Но это такой пустяк по сравнению с тем, что он собирается вывалить на Бокуто все, о чем молчал эти месяцы.

– Я ждал твоего звонка, – было первым, что говорит ему Бокуто.

Акааши чувствует, как буквально закипает от злости.

– Вот как? Почему ж тогда сами не звонили?

– Потому что трус?

– Еще какой!

– Знаю я, – спокойно отвечает Бокуто.

– Но почему…

– Акааши, я не хотел, чтобы все так закончилось… И, если честно, я вообще не хотел, чтобы что-то заканчивалось. Мы же договорились, а я…

– Что вы? – с трудом произносит Акааши.

Наступает молчание. Никто из них не знает, что сказать, и Акааши так страшно, что Бокуто просто повесит трубку. Тогда это действительно будет конец.

Он слышит, как на другом конце провода тяжело вздыхают.

– Акааши, извини меня, но я… влюбился в тебя. Знаю-знаю, мы этого не планировали, прости. Ты как моя счастливая звезда, ты всегда знаешь, что сказать. Я рядом с тобой просто голову теряю, и…

– Вы это серьезно? – хочется то ли плакать, то ли смеяться.

– Может быть. – Акааши ненавидит этот его нервный печальный смех. – Ты чувствуешь то же самое, или я только что выставил себя ослом?

Акааши вздыхает и садится на кровать, сжимая в руках плюшевого тюленя.

– А разве не понятно?

– Нет.

– Я влюблен в вас. Думаю, с самого начала.

– А я в тебя, – выдыхает Бокуто. – Акааши, знаю, я облажался, но я приезжаю через пару недель. Дождешься меня? Мы все исправим.

– Точнее, начнем сначала. По-настоящему, – говорит Акааши, постепенно успокаиваясь. Он ложится на кровать и закрывает глаза. – И не переживайте, я не собирался вдруг начинать с кем-то встречаться в ближайшие две недели, Бокуто-сан.

– Всякое бывает.

1-й

За две недели университета Бокуто почти не изменился, разве что волосы укладывать перестал. Акааши так даже больше нравится.
Он соглашается встречаться с Бокуто, потому что Бокуто знает его так, как никто другой. Бокуто не показывает своих чувств на людях, потому что знает, что Акааши подобное раздражает. Он не покупает цветы, потому что знает, что Акааши практичен, а цветы завянут через пару дней. Он не пишет любовных записок, потому что знает, что Акааши будет слишком смущаться, когда будет их читать.

– Акааши, давай съедемся, когда ты поступишь в универ.

Они на кровати в комнате Бокуто. Акааши сидит между его ног, с головой, откинутой на его плечо.

– Идея неплоха.

– И давай заведем зверушку.

– М-хм.

Акааши не знает, как долго продлятся их отношения в этот раз. Но он знает, что они не расстанутся ни сегодня и ни завтра. Сейчас этого вполне достаточно.

– Может, змею?

– О боже, нет!

– Я пошутил.

– Это не было похоже на шутку.

– Потому что у тебя нет чувства юмора.

Если, конечно, Бокуто выживет, когда Акааши популярно объяснит, что чувство юмора у него есть.

запись создана: 13.09.2018 в 20:34

@темы: Haikyuu!, рыбки-звезды

---

"Нечаянно нагрянет", Аомине/Кагами, перевод, Kuroko no Basuke

Работа вычитана повторно.

Название: Нечаянно нагрянет
Авторы: bob2ff, pinecone
Переводчик: saltyzebra
Фендом: Kuroko no Basuke
Пейринг: Кагами Тайга/Аомине Дайки
Персонажи: Аомине Дайки, Кагами Тайга, Куроко Тецуя, Момои Сацуки
Категория: слэш
Жанр: романс, психология, юмор, повседневность
Рейтинг: RG-13. я думаю
Размер: ~ 11 000 слов
Краткое содержание: Все началось с напульсника – символа крепкой дружбы и привязанности. Но что, если Аомине станет для Кагами больше, чем просто другом?

Ссылка на AO3: Читать на AO3

Ссылка на фикбук:
Читать на ФБ

Переводилось в подарок для Terquedad 18.08.2017

Глава 1

Не было никаких «вдруг» и «неожиданно». Как плавно осень сменяется зимой, когда первые заморозки оставляют свой след на красно-оранжевых листьях, так и Кагами заметил перемену не сразу. А когда разобрался, что именно случилось, было уже поздно.

Cначала Кагами решил, что всему виной их ставшие регулярными один-на-один. Да и как иначе? Невозможно не восхищаться Аомине, когда он на площадке и в ударе. Любой бы на его месте, пусть даже более сообразительный, не сразу понял бы, что дело несколько серьёзнее, чем безобидное восхищение мастерством. К тому же, от напряженной, изматывающей игры тоже сильно-сильно колотится сердце и потеют ладони.

Но однажды до Кагами должно было дойти. Первое подозрение появилось как раз во время их очередной встречи на площадке.

Сразу после Зимнего кубка Кагами вынудил Куроко позвонить Аомине.

– Ну давай, Куроко! Я все еще должен ему за кроссовки, – Кагами от нетерпения даже взлохматил волосы друга. – Позвони ему, позвони, ну позвони!

Куроко увернулся, не спеша пригладил растрёпанные пряди и посмотрел на Кагами своим «черт-знает-о-чем-он-на-самом-деле-думает» взглядом.

– Я позвоню, Кагами-кун. Пожалуйста, успокойся, ты ведешь себя как девушки из фанклуба Кисе-куна.

Кагами немедленно заткнулся.

Одна игра сменялась другой, затем еще одной, и еще. Кагами потерял им счет. Теперь они с Аомине гоняли мяч вдвоем постоянно. Как и прежде, все встречи организовывал Куроко.

В тот день Кагами, как обычно, проиграл. Он лежал на баскетбольной площадке, пытаясь отдышаться или вообще заново научиться дышать. После матча с Тоуо, завершившегося победой Сейрин, Кагами больше ни разу не выигрывал. Даже разрыв в очках сократить не удавалось. Но как часто бы он не проигрывал, всегда одно и то же: пылающее лицо, шум в ушах, белые точки перед глазами и неистовое желание играть снова, и снова, и снова.

Аомине же всегда был невыносим. Редкостный засранец, он прямо во время игры осыпал Кагами оскорблениями, на удивление изобретательными и колоритными. Использовал воображение на славу. Этот демон знал все его болевые точки: куда и как надавить, чтобы сорвало тормоза, чтобы Кагами первым потерял самообладание, первым ударил, первым…

– Держи.

Кагами выпучил глаза. Над ним склонился Аомине, протягивая «Покари». Он был так близко, что Кагами больше ничего, кроме его лица, не видел. Капли пота с его волос падали прямо на лоб Кагами вместе с водой, стекающей по стенкам бутылки.

– Сам Великий Аомине Дайки соизволил принести мне воды, какая честь! – вырвалось у него.

Аомине нахмурился и разжал пальцы. Бутылка упала прямехонько на Кагами. Громко выругавшись, он подхватил ее и поднялся на ноги. Аомине, сунув руки в карманы, уже шёл к скамейке в углу площадки. Кагами пил на ходу, следуя за ним.

Они сели рядом. Аомине вел себя подозрительно тихо. Кагами, наконец, напился, вытер рот тыльной стороной ладони и, усмехаясь, спросил:

– Что за аттракцион немыслимой щедрости сейчас был? Не ожидал от проглота, постоянно проедающего мой кошелек в Маджи Бургере. Ты же у нас скупой мудак.
Аомине закатил глаза.

– Завали. Кто тут еще скупой, не припомню, чтобы хоть раз остался сыт. Правило железное: проиграл – угощаешь.

– Один бургер еще ничего. Ну два, даже три… Но пятнадцать – уже перебор, не находишь?

Аомине фыркнул.

– Неудачникам словам не давали. Тема закрыта.
Кагами едва слышно вздохнул и снова отпил из бутылки.

– У меня тут кое-что есть, - Аомине уже увлечённо рылся в своей сумке.

Кагами вопросительно покосился на него, не прекращая пить. Наконец, Аомине выпрямился, зажав что-то в руке. Кагами застыл. «Что-то» оказалось новеньким, упакованным в шуршащий пластик напульсником.
Кагами, не скрывая удивления, уставился на Аомине. Тот пристально смотрел в ответ и явно нервничал - брови нахмурены, губы сжаты в тонкую полоску.

– Виделся я тут с Тецу недавно, – начал он. – Бродили вместе по улице, дурачились, совсем как раньше. Ну, там, знаешь, книгу у него из рук выхвачу, а он мне - подзатыльник. Еще стащил его ванильный шейк, он пихнул меня в бок. Всякое такое.

Кагами медленно кивнул.

– Тогда я и заметил у него тот напульсник. Оказалось, он носил его не снимая все это время. На Зимнем Кубке, во время нашей с вами игры, – Аомине сделал глубокий вдох и внимательно посмотрел на Кагами. – Я спросил, в нем такого особенного, но ты ведь и так уже знаешь, что он значит для Тецу, да?

Кагами будто горло сжали тисками. Он перевел взгляд с Аомине на напульсник. Черный, простой и практичный.
Аомине вот так просто взял и купил его для Кагами? Как-то слишком уж радостно от этой мысли. Трудно представить, что Аомине, выслушав историю Куроко, не поленился сходить, выбрать и купить эту вещь… Кагами бросило в жар.

Все, что он смог сделать, это кивнуть в ответ и потянуться за напульсником. Биение собственного сердца оглушало, уши предательски горели. Он коснулся ладони Аомине.

Кожа моментально покрылась мурашками. Сердце едва не выпрыгнуло из груди, внутри будто взрывались сотни крошечных фейерверков. Окружающий мир сузился до лица Аомине, его нахмуренных бровей и плотно сжатых губ.

Он забыл обо всем на свете, даже об обидном проигрыше. Оранжевый мяч сиротливо лежал на земле, но Кагами, возможно, впервые в жизни было не до баскетбола.

Сейчас Аомине и его протянутая ладонь оказались важнее.

Рука Кагами дрогнула, когда он коснулся напульсника. Упаковка, тихо шурша, упала на землю, и Кагами увидел, что напульсника два.

Стоп. Два? Кагами растерянно моргнул.

– Тц, придурок! Аккуратней нельзя? – Аомине быстро подобрал напульсника с земли, подул, очищая от пыли, и хмуро покосился на Кагами.

– Вот идиот. Никаких рефлексов. Паладин баскетбола, блин. Даже взять что-то с руки нормально не можешь.
Кагами молча смотрел на Аомине.

– Два… – начал он, но голос подвел, и Кагами осекся. Он прочистил горло и повторил. – Два напульсника?

Аомине удивленно уставился на него.

– Ну да. Один для тебя и один для Тецу. А что?

Так это не только для Кагами. Ну, конечно, второй - для Куроко. Кагами почувствовал себя странно. Как будто его столкнули в воду, и он тонет, опускается на самое дно. А вода давит и давит, заглушая все звуки вокруг, и все, что он слышит – это нарастающий гул в ушах.

Аомине посмотрел на часы и выругался.

– Черт! Мне нужно бежать. Снова опаздываю на ужин, Сацуки меня прибьет, – он скорчил гримасу. – Она такая зануда.

Он аккуратно положил напульсники рядом с Кагами.

– Передашь один Тецу от меня, хорошо? – и, задумчиво почесав затылок, пробормотал:

– Он сам догадается, что это значит.

Аомине поспешил к выходу с баскетбольной площадки. Обернувшись, он махнул рукой и сказал:

– Захочешь проиграть мне снова – попроси Тецу мне позвонить, договоримся.

Кагами все еще молчал. Он никак не мог заставить себя произнести хоть слово, но знал, что должен. Сейчас. Пока Аомине окончательно не ушел.

Кагами все не покидало чувство, что он продолжает тонуть, погружается все глубже и глубже.

Сделав над собой нечеловеческое усилие, он наконец решился.

– Стой, Аомине!..

В горле резко пересохло, и голос снова сорвался.
Аомине обернулся.

Ему нужно всего лишь спросить. Всего один вопрос, задать который кажется невозможно тяжело.

Кагами открыл рот, с трудом выдавливая из себя слова:

– Может, просто, блин, дашь мне уже свой номер? Быстрее же будет.

Аомине задумчиво смотрел на него. Сердце Кагами пропустило удар, второй. Он и боялся услышать ответ, и хотел его получить.

Наконец, Аомине будто очнулся и пожал плечами.

– Почему нет. Ты прав, быстрее, – он снова почесал затылок. – Хм, давно надо было так сделать.

У Кагами перехватило дыхание. Изнутри будто что-то распирало, давило на ребра. Он молча кивнул, не доверяя собственному голосу.

Чувствовал он себя…странно. Плохо не было, нет, Кагами вообще не мог понять, как ему. Такого раньше не случалось. То, что он переживал, походило на странную смесь восторга и ужаса.

А еще Кагами улыбался и ничего не мог с этим поделать. Он стоял на баскетбольной площадке, забивал контакт Аомине в телефон и, как последний дурак, улыбался от уха до уха.

Глава 2.

– Как прошло вчера ваше свидание с Кагамином, Дай-чан? – Момои, хитро улыбаясь, чувствительно пихнула Аомине в бок.

– Что за чушь ты несешь, – ловко увернувшись, раздраженно буркнул тот.

Ужасно хотелось есть, но он скорее умрет голодной смертью, чем скажет об этом Сацуки. Вдруг та возьмет и приготовит что-нибудь? Сбежать не получится – Аомине еще не все конспекты переписал, а грядущий тест по английскому никто не отменял.

– Вы уже сколько, пару недель встречаетесь? Пора переходить на новый уровень, – хихикнула Момои. – Я понимаю, у тебя все в первый раз, могу ссылок полезных покидать, там всему-всему учат.

До Аомине, наконец, дошло.

– Стой, че-е-его? – он аж подскочил на месте, забыв про голод и надоевший английский.

– Вы часто играете только вдвоем, – вкрадчиво начала Момои. – И я помню, как ты неделями носился с этой идеей с напульсниками, и вот, наконец, решился. Что дальше делать будешь, а, Дай-чан?

Аомине почувствовал, как щекам стало жарко.

– Ты, – он обвиняюще ткнул пальцем в сторону Момои, – уйми свои больные фантазии. Я тебе не герой какой-нибудь сопливой девчоночьей манги!

Момои обезоруживающе подняла руки.

– А ведешь себя так, будто он и есть.

– Слушай, все совсем не так, – наконец пробормотал он, смотря куда угодно, только не на Момои. – Мы… Это просто соперничество. Тебе не понять.

Момои улыбнулась и ласково сжала его плечо, чувствуя, как напрягаются мышцы под пальцами.

– Но я понимаю. В целом мире больше нет никого, кто бы так прекрасно подходил тебе…

– Для игры в баскетбол, – упрямо закончил Аомине, зыркнув в ее сторону.

Момои закатила глаза.

– Ладно, ладно, только для этого.

И затем едва слышно добавила:

– А вот и не только.

Аомине сделал вид, что не слышал и, обреченно вздохнув, вернулся к английскому:

– Что еще за “noun” такой?

Стены дома сотряслись от яростного крика Момои:

– Это же самый первый урок!..

***

– Подойди ближе, Кагами-кун, – попросил Куроко. – И наклонись, ты слишком огромный.

Друзья у Куроо все как один – чудесатые.

– Что-то раскомандовался ты сегодня, – заворчал Кагами, за что немедленно получил легкий подзатыльник и сделал, как было велено.

Куроко аккуратно бинтовал руку Кагами, не без тревоги подмечая сбитые костяшки и синяки на запястье. Иногда он всерьез сомневался, что способность входить в зону – это дар. Скорее уж проклятье.

Именно этот момент Коганей выбрал для своего появления.

– Вот где прячется наша сладкая парочка!

Кагами, заалевшего, как маков цвет, буквально отшвырнуло от Куроко, который оставался спокойным и невозмутимым.

– Боюсь, сердце Кагами-куна уже занято другим, Коганей-семпай, – вежливо отозвался он.
Кагами вдруг стало тяжело дышать. Проклятье, он знал, что Куроко проницательный, но иногда тот пугал до чертиков. Если он догадается, что Кагами, возможно – возможно - совсем чуть-чуть запал на Аомине, то точно прохода не даст. А Кагами сам еще толком не разобрался в том, что у него к Аомине.

– В конце концов, сложно тягаться с баскетболом, – лукаво улыбнувшись, продолжил Куроко.

У Кагами отлегло от сердца.

Коганей рассмеялся.

– Игра в баскетбол коварна, как женщина в красном. Стоит лишь раз увидеть - и пиши пропало.

И, довольный собой, удалился, весело насвистывая.

Кагами, вымученно улыбнувшись, посмотрел на Куроко.

– Это тот, что Ахомине подарил? – спросил он, кивнув на напульсник на запястье, и привычным движением ласково взлохматил светло-голубые волосы.

Кагами никак не мог определиться, как поступить со своим. То ли надеть, то ли спрятать в недрах комнаты. А если все же надеть, не будет ли это выглядеть подозрительно? Как Куроко может спокойно носить что-то настолько ценное? Нет, Кагами не какая-нибудь сопливая девчонка, вовсе нет. Просто напульсник клевый. Вот и все.

– Нет, – Кагами спорить был готов, что Куроко подмигнул ему сейчас. – Мне показалось, что Кагами-кун не хочет, чтобы кто-то, кроме него носил подарок Аомине-куна.

Даже не нашлось, что возразить.

***

Кагами нервно сглотнул, уставившись на темный экран телефона.

«Играем завтра»? Нет, резковато.

«Эй, придурок, не забудь наше один-на-один завтра»? Слишком грубо.

Почему так сложно-то набрать простое сообщение! С другой стороны, Кагами никогда особо красноречием не отличался. Может, снова попросить Куроко? Кагами вспомнил его внимательный, изучающий взгляд. Как пить дать, каждый раз до слез про себя хохотал. Да что б Кагами еще раз...

Он раздраженно зарычал, сунув голову под подушку. И тут телефон ожил. Кагами чуть не выбросил его в окно, увидев, кто звонит.

Несколько раз глубоко вздохнув и немного успокоившись, он дрожащими пальцами нажал кнопку ответа.

– Приве-е-ет, – Кагами скривился от того, как неестественно прозвучал его голос. Слишком певуче и как-то чересчур радостно.

– Что? Кисе?! Какого черта, откуда у тебя телефон Кагами? – требовательно вопросил раздраженный голос Аомине.

– Я не Кисе, идиот, – огрызнулся Кагами и тут же мысленно дал себе подзатыльник. Опять нагрубил. Да что с ним не так?

– А, и правда. Слушай, не смогу завтра играть. Сацуки переживает, что я завалю английский.

Кагами силился услышать хотя бы намек на огорчение в голосе Аомине, но тщетно. Сердце ухнуло куда-то в пятки.

Он прокашлялся.

– Ну и ладно. Повезло тебе, придурку, в этот раз избежать сокрушительного и позорного поражения от великого меня.

Кагами снова мысленно выругался. Совсем он неспособен, что ли,просто болтать с Аомине и не провоцировать его?

Тот расхохотался, и сердце Кагами тут же забилось быстрее. Как влюбленная девчонка, смотреть противно. Он может справиться с собой. Хотя нет, не может. И то, что от звуков голоса Аомине у него будто крылья вырастают, лучшее тому подтверждение.

Вот же влип.

– Ага, непременно. В следующей жизни. А в этой у меня пожизненный абонемент на бесплатные обеды, дубина.

И повесил трубку до того, как Кагами смог придумать достойный ответ.

Застонав, он снова накрылся подушкой. Вот бы лежать так вечно.

***

– Эй, а тебе идет, – Аомине схватил Кагами за запястье, рассматривая напульсник, и усмехнулся. – А у меня есть вкус. В отличие от некоторых.

Кагами покраснел и вырвал руку.

– Заткнись уже, – только и смог он выдавить. Голова плыла. Слишком много ощущений за раз. Он будто бы еще чувствовал властную хватку Аомине.

Тот пихнул Куроко локтем.

– Тецу, тебе не кажется, что Кагами нужна помощь? С его-то чувством стиля.

Куроко оценивающе взглянул на Аомине.

– Кагами-куну и правда нужна помощь. Но не твоя.

Кагами рассмеялся, но тут же осекся, стоило увидеть, как Аомине, улыбаясь, притянул к себе Куроко и взъерошил тому волосы. Они по-дружески пихают друг друга, а у Кагами земля из-под ног уходит. Их общение столько непринужденно, а кажущаяся нерушимой связь между ними столь очевидна, что Кагами почувствовал себя лишним. И очень одиноким.

– Подожди, Аомине-кун, – Куроко резко остановился и обернулся к Кагами. – Кагами-кун, ты в порядке? Выглядишь неважно.

Аомине тоже подошел ближе. Кагами отшатнулся от него, как от прокаженного.

– Кагами, тебе что, с пасов Куроко поплохело? – Аомине протянул к нему руку, но Кагами увернулся. – Не верю, что ты настолько слабак. В конце концов, это я сегодня играл один против вас двоих.

Сердце Кагами отбивало чечетку. Он чувствовал себя потерянным. Будто снова тонет, и его затягивает глубже и глубже – на самое дно.

– Вообще-то мне надо идти, – выпалил Кагами, выдавливая из себя улыбку и старательно избегая взгляда Аомине.

Он развернулся и зашагал прочь как можно более спокойно и непринужденно. Он надеялся, что его уход не выглядел как побег. Хотя именно это он и делал – убегал.

Аомине растерянно посмотрел на Куроко.

– Э? Я сказал что-то не то?

– Нет, Аомине-кун, – Куроко задумчиво прищурился. – Не в этот раз.

Глава 3

Черный. Простой. Практичный. Напульсник на запястье Кагами сидел идеально, не сползал и не сдавливал кожу, будто был создан именно для его руки.

Кагами никак не мог насмотреться и легко, подушечками пальцев, касался мягкого материала. Он в баскетбол играл с не меньшей сосредоточенностью, с какой сейчас рассматривал каждую мельчайшую деталь.

Слова Аомине, эхом звучащие в голове, не давали покоя.

«Эй, а тебе идет».

Кагами, бессильно застонав, вытянулся на кровати и накрылся подушкой, уже изрядно смятой и бесформенной. Но спасительная темнота в этот раз спасительной не оказалась – тут же возникший в памяти образ дурачившихся Аомине и Куроко стал даже ярче.

Кагами чувствовал себя так, будто заперт в ловушке, в тоннеле без конца и края, а помощи ждать неоткуда.

Он один, а у Аомине есть Куроко. Он здесь, а они – где-то там, вдвоем. Кагами казалось, он лишний рядом с ними, но раньше его это не задевало. Раньше всегда можно было забыться с мячом на площадке.

Баскетбол, Химуро и Алекс. Они – это все, что ему было нужно для счастья.
Но появился этот напульсник. Поколение Чудес, которое он хотел во что бы то ни стало победить. И Аомине.

Прежний мир Кагами пошел трещинами. Ему захотелось чего-то иного, и того, что было, стало недостаточно. Не хватало какой-то важной детали, без которой никак не выбраться из проклятого тоннеля, который становился все больше, темнее, наводил ужас. Кагами отчаянно, до чертиков хотел, нет, жаждал дотянуться до мерцающей впереди крохотной, кажущейся недостижимой точки света. Где свет – там Аомине.

И Куроко. Найдется ли рядом с ними еще одно место? Аомине и Куроко знали друг друга давно, и связывало их слишком многое. Кагами с такой дружбой не тягаться, он понимал это с самого начала. Слишком хорошо помнится, с каким отчаянием Куроко играл против Тоуо. Он выглядел таким же потерянным и одиноким, как Кагами сейчас.

Но Аомине протянул руку – и Куроко, наконец, отпустило обидное прошлое. Никто другой помочь бы ему не смог. Ни сейриновцы. Ни даже Кагами.

Может, оттого Кагами и чувствовал себя так одиноко и ненужно. Хотелось, чтобы Аомине оказался рядом и для него тоже.

***

– Давай еще раз. Что именно ты сделал, Дай-чан?

Аомине раздраженно вздохнул.

– Да ничего, Сацуки, ни-че-го.Мы просто гуляли. Тц. Почему я у тебя вечно во всем виноват.

– Потому что обычно так и есть, Аомине-кун, – присоединился Куроко. – Напомнить тебе про «Я уже забыл, как принимать твои пасы»?

Аомине недовольно поморщился.

– И кто однажды сказал, что я уродина? – подхватила Момои.

Аомине скривился.

– А помнишь еще, когда ты…

– Ну все, все! Понял уже! – раздраженно перебил Аомине. – Чего вы сразу на меня набросились.

Куроко и Момои обменялись улыбками. Они трое встретились сегодня в кафе. С той злополучной прогулки прошло уже несколько дней. Куроко рассказывал им, как пытался выяснить причину странного поведения Кагами.

Перед разминкой он пристально посмотрел на него, потом приложил ладонь к его лбу.

– Эй, Куроко, – Кагами, нахмурившись, оттолкнул чужую руку. – Ты чего?

– Я просто хотел проверить, не болен ли ты, Кагами-кун, – Куроко задумчиво разглядывал Кагами.

– Кагами-кун заболел? – Рико, как всегда, вездесуща.

– Нет, я…

– Кагами болен?! – подскочил к ним Хьюга.

– Да нет же, я вовсе не…

– Нет, Кагами, ты не можешь заболеть, ты наш ас! – Коганей и остальные обступили его со всех сторон. Каждый из команды посчитал своим личным долгом пощупать, проверить, нет ли у него температуры. Что и говорить, в этот день они все стали друг другу немножко ближе… Из зала Кагами выходил красный, как рак.

Так и не смог Куроко расспросить Кагами о его странном поведении.

Аомине же избавлялся от накопившегося напряжения единственным подходящим ему способом: долгой и изматывающей одиночной игрой. Только когда пот стекал с него ручьями, сердце билось как заведенное, а ладони пахли мячом, только тогда он мог мыслить ясно, сосредоточиться и найти решение.

Но в этот раз не помогло. Он, обессиленный и мокрый, сидел на баскетбольной площадке, пытаясь отдышаться, и никакого разумного решения в голову не приходило. Он разозлился. Кагами был единственным, кто понимал его, кто любил играть так же страстно и отчаянно. Аомине казалось, что баскетбол снова предает его.

Но возвращаться в прежнее унылое состояние он не желал и позвонил Момои – уж она-то точно сможет ему помочь.

Вот так все трое оказались в кафе.

– Это было давно.Лучше бы подсказали, что мне делать с Кагами сейчас, – буркнул Аомине, разглядывая пустой стакан и избегая взглядов друзей.

Куроко вздохнул.

– Аомине-кун, я уже говорил тебе. Что бы там ни было, Кагами-кун, видимо, хочет сначала сам в себе разобраться. Он даже мне ничего не рассказал. Неправильно выпытывать у него ответ силой.

Момои пару мгновений о чем-то размышляла, подперев голову руками.

– Кагамин из тех людей, которым сложно понять, что они чувствуют. А уж если он не поделился с Тецу-куном, это может означать только одно – это что-то очень, очень важное. Что-то, с чем он и правда хочет справиться один. Поэтому… Просто дай ему время.
Аомине исподлобья глянул на Момои.

– Дать ему время? Сацуки, мне что, избегать его? Ты это предлагаешь?

– Ну, не то, чтобы прямо избегать…

– Как раз этого-то я и не хочу! Мне нужно как-то исправить всю эту хрень, а не стоять в стороне. Ну и отстойные же у тебя советы.

– Аомине-кун, успокойся, – мягко перебил его Куроко. Аомине под его пристальным взглядом замолчал, но не перестал хмуриться. – Момои-сан пыталась тебе сказать, чтобы ты не давил на Кагами. Не веди себя так, будто ты лучше него самого понимаешь, через что он сейчас проходит. Веди себя как обычно, – Куроко ободряюще улыбнулся.

Аомине молчал.
– Он придет к нам сам, когда будет готов.

Момои согласно кивнула, но Аомине сидел мрачнее тучи.

***

Кагами все лежал, накрыв голову подушкой. Сейчас темнота успокаивала и расслабляла. Он лежал на животе и чувствовал, как медленно проваливается в ее гостеприимные объятия.Но в этой непроглядной черноте он не мог и шага ступить, будто прирос к земле. Как в тех снах, когда видишь желаемое рядом, но тело не слушается – и не дотянуться, не достать, как ни старайся. Ноги будто свинцовые – ни на дюйм не сдвинуть, а то, чего он так жаждет – прямо перед ним. Свет. Далекий, мерцающий огонек, но для Кагами он ярче любой звезды. Крохотный, но такой желанный.

Если бы только он мог заставить себя пошевелиться. Он отчаянно, до смерти хотел выбраться.

Кагами хорошо понимал, что Аомине и Куроко связывает не просто дружба. Сложно, невозможно забыть того, кто однажды показал тебе целый новый мир и нашел тебе место в нем.

Так было у него с Химуро, и воспоминания об том счастливом времени в Лос-Анжелесе он не променяет ни на что. Он помнит первую искреннюю улыбку на двоих, первый смех и неподдельный восторг от того, что играет с тем, кто увлечен также сильно.

Сейчас Кагами будто бы все это переживает еще раз, уже с Аомине. Все равно что перечитывать любимую книгу. Былой азарт вернулся, и вновь переполняет радость от первого успешного данка, смертельно хочется забивать еще, и еще, и еще.

Но не давал покоя один вопрос. Если с Химуро игра приносила удовольствие, почему тогда с Аомине ему так горько? Откуда это гнетущее чувство одиночества?

Чем больше Кагами думал об этом, тем слабее становился свет впереди. Он тускнел, не смотря на то, как сильно, до боли в груди Кагами хотел достать до него.

В следующую секунду он буквально увидел свет рядом с собой – светился экран мобильного.

Едва прочитав имя контакта, он тут же схватил телефон.

«Эй, придурка кусок, мб сыграем завтра? Есть одна идея, тебе точно понравится».

Идея?

Сердце Кагами забилось где-то в горле, он едва телефон из рук не выронил. И так каждый раз, когда с этого номера приходят сообщения.

Конечно, на такое предложение мог быть только один ответ.

Кагами трижды перепроверил сообщение, прежде чем нажал «отправить».

***

Нервничая, он шел к баскетбольной площадке. От футболки чесалась спина. Он так и знал, что не надо было ее надевать. Лучше бы выбрал другую, синюю. Аомине бы понравилось.

В груди екнуло, едва Кагами увидел его, а пальцы сами потянулись к напульснику, который уже почти стал частью его самого.

Аомине разогревался, забивая данки и лэй-апы. Сделав очередной впечатляющий бросок, он обернулся и, заметив Кагами, предвкушающе улыбнулся.

– О, явился.Чего так долго?

Кагами закатил глаза.

– Не доставай, – пробормотал он. А все же жаль, что он не надел синюю футболку…

– Ага, – Аомине нетерпеливо подпрыгивал. – Давай уже играть!

Кагами кивнул и занял позицию. Аомине перебрасывал мяч с одной руки на другую.

– Так вот, про идею. Еще не забыл, как ты раз за разом проигрываешь мне, лучшему баскетболисту в мире?

Кагами закатил глаза.

– Не забыл. Нравится, что ли, меня каждый раз опускать? Ближе к делу, блин.

– Нравится, – не стал отпираться Аомине. – Слабак ты, самый настоящий.

Кагами лишь тихо вздохнул.

– И я, – продолжил Аомине, – подумал, стоит как-то полезно использовать твои проигрыши.

Он нехорошо усмехнулся.

– Давай сыграем в «Правду или вызов».

– Во что? – непонимающе моргнул Кагами.

– В «Правду или вызов». Кто пропускает мяч, должен честно ответить на любой вопрос или сделать, что скажут. Ты за или боишься, что не забьешь мне?

– З-захлопнись! – огрызнулся Кагами. – Кто тут испугался!

Он лихорадочно обдумывал сложившуюся ситуацию. Идея вроде бы хорошая, даже отличная. Теперь усмехался и Кагами. Сложно разобраться в себе, но еще труднее понять, что чувствует Аомине. Кагами, хоть и страшился ответов, готов был рискнуть и узнать.

Игра могла бы помочь.

И они начали. Кагами первый завладел мячом и, не теряя времени, сделал свободный бросок. Мяч попал прямехонько в корзину, слегка задев кольцо.

Аомине оставалось лишь удивленно таращиться. Кагами ухмыльнулся и ткнул пальцем в его сторону.

– Получи! Я первый. Выбираю действие. С этого момента играешь только одной левой рукой.

Кагами любой ценой – любой – хотел заставить Аомине отвечать на вопросы. Тот сначала опешил, потом самодовольно ухмыльнулся.

– Да пожалуйста. Даже так я не проиграю тебе.

И тут же забил следующий мяч. Бросок получился невероятный. Кагами, как ни старался, не смог его заблокировать.

Аомине, передразнивая Кагами, ткнул в его сторону пальцем.

– Правда. Хочу знать, почему ты так странно ведешь себя в последнее время?

Кагами вздрогнул, но быстро взял себя в руки.

– Мне просто нужно кое в чем разобраться. Играем дальше!

– Этого мало, скажи еще что-нибудь!

– Ни черта я больше не скажу, пока не забьешь!

Кагами быстро завладел мячом и, прежде, чем Аомине успел возразить, метнулся к корзине.
Угол был идеальный, мяч ушел бы в корзину по ровной дуге. Но тут в поле его зрения показался Аомине. Конечно. Это же Аомине. С ним дважды один и тот же прием не сработает.

Аомине забрал мяч прямо в полете, а вместе с ним и шанс отыграться. Кагами из сил выбивался, но тщетно. Все равно что пытаться поймать ветер.

Аомине забросил еще один бесформенный бросок, да так, будто тот не стоил ему никаких усилий. Торжествуя, он повернулся к Кагами.

– Правда! С чем ты пытаешься разобраться?

Кагами начинал паниковать. Ладони уже взмокли, хотя они только начали.

– Да есть одно дело. Играем!

– Эй! – возмутился Аомине. – Это вообще не ответ, идиот! Отвечай нормально!

– Тогда забей еще раз!

И Аомине забил. Кагами едва не вывихнул запястье, пытаясь блокировать его. Он должен был во что бы то ни стало помешать Аомине получить этот мяч. Ладони скользили, все движения будто заторможенные. Тело подводило – не хватало ни ловкости, ни скорости.

– Что там у тебя за дело? – упрямства Аомине было не занимать. – Говори!

– Это касается кое-кого! – голос Кагами надломился, в ушах шумело. – Играем снова!

– Да чтоб тебя!

Кагами должен был забить. Должен был. Одно очко – и ему станет лучше, не так страшно. Он вернет свою скорость.

Но ему не удалось. Аомине снова забросил мяч.

– Кто этот «кое-кто»? – В этот раз Аомине подошел к Кагами и вцепился рукой в ворот его футболки, притягивая ближе. – Отвечай! Не увиливай!

– Я не увиливаю! Я следую правилам игры! – Кагами схватил Аомине за запястье, пытаясь высвободиться. Аомине держал крепко, а Кагами не мог драться в полную силу, страх сковывал все его движения.

В какой-то момент они уже катались по земле, сцепившись друг с другом. Все пошло не так. Игра должна была стать его спасением, а не катастрофой.

Теперь Аомине вцепился в воротник его футболки обеими руками. Кагами же не удавалось ухватиться за него как следует – руки были скользкими от пота, и он не мог спихнуть Аомине с себя. Сердце грохотало в ушах ужасающим крещендо. Сил бороться не осталось.

Аомине смеялся.

– Даже тут, – хохотал он, – даже в драке не можешь меня победить! Давай, говори! Говори! Кто этот «кто-то»?

Кожа горела огнем там, где Аомине касался его. Жар распространился по всему телу. Горло сдавило. Он не мог думать ни о чем, кроме тяжести Аомине на бедрах, его рук, его голосе.

– Кто этот человек, Кагами? Кто он? Отвечай, черт возьми! – Аомине все сыпал вопросами и, не переставая, хохотал. Смех неприятно отзывался у Кагами в голове, а слова эхом заполонили сознание. Аомине был так близко, что Кагами чувствовал на себе его дыхание, и отчаянно краснел.

Он не мог больше выносить этого. Правда, не мог. Кагами закрыл глаза. Уж лучше темнота, чем горящий взгляд Аомине, выворачивающий душу наизнанку. Кагами подумал о том свете из тоннеля, таком ярком и манящем. Невыносимо далеком. Кагами собрал всю свою волю в кулак.

– Отвали от меня, идиот! – Кагами пихнул Аомине в грудь что было сил и, наконец, сбросил его с себя.

Легче не стало. Он чувствовал себя загнанным в угол, и его топило отчаяньем.
Смех Аомине резко оборвался. Он сел, отклонившись назад и оперевшись на руки. Кагами, тяжело дыша, приподнялся с земли. Во рту разливалась горечь.

– Да что с тобой происходит? – расстроенно пробурчал Аомине. Веселья как ни бывало.
Кагами все еще чувствовал жар. Он быстро встал, желая лишь одного – оказаться как можно дальше от Аомине.

– Ничего, – в горле пересохло. – Я пойду. Мне нужно… куда-то туда.

Он быстро зашагал прочь, ни разу не взглянув на Аомине.

Глава 4

«О, птица. Ястреб, наверное. Хм, сколько дыма с фабрики. Как настоящие облака. Хах, на сиськи похожи…».

Аомине лениво развалился на крыше родной академии. Идеальное место для всяких этих медитаций и достижения гармонии души. Он заставил расслабиться каждую мышцу, пока тело не стало казаться легким, как облако. Он совершенно спокоен и абсолютно безмятежен. Ха. А Сацуки говорила, что он вообще не способен на что-то подобное.

Аомине не давало покоя поведение Кагами. В тот день он вел себя еще более странно. Аомине твердо решил не рассказывать обо всем Куроко и Момои, не хотелось снова выслушивать увещевания и упреки. Тем более что Кагами один во всем виноват. Все проблемы от него. А идея сыграть в «Правду или вызов» – потрясающая, и нечего тут обсуждать.

Почему-то Аомине не считали способным серьезно и вдумчиво оценивать ситуации, разбираться в причинно-следственных связях и всякое такое. Все знали, что Момои – мастер разложить все по полочкам. Но в этот раз – Аомине просто знал – ему придется разбираться самому. И он разберётся. Без помощи баскетбола на этот раз.

И вот он здесь, на своей любимом месте, пялится в небо и пытается понять, что же все-таки, черт возьми, происходит. Крыша уж точно лучше жесткой парты в классе и монотонного бубнежа учителя об интегралах. А лекции всегда можно переписать у Сацуки.

Аомине снова и снова прокручивал в голове последнюю встречу с Кагами, смотрел на случившееся с одной стороны, с другой, да со всех, до каких мог додуматься. Он помнил, как Кагами признался, что есть кто-то. А еще он помнил, с каким животным отчаянием Кагами пытался вырваться, ерзая и извиваясь под ним. Отчего-то нежелание Кагами делиться своим секретом необычайно сильно злило и расстраивало Аомине.

Да что с ним не так, с этим Кагами? Чем больше Аомине думал о нем, тем сильнее сердился. Ярость его росла, множилась и грозилась неминуемо вырваться наружу.

Аомине и с людьми-то не шибко ладил, а уж до понимания человеческих душевных метаний ему совсем далеко. Но, по крайней мере, теперь он знал, что проблема Кагами связана с человеком и решать ее сейчас в его планы, похоже, не входило.

Кагами совершал сейчас ту же ошибку, какую Аомине когда-то допустил по отношению к Тецу, Сацуки и остальным. Это-то и не давало ему покоя. Он переживал за Кагами, даже если при этом хотелось от души ему втащить.

Замкнуться в себе и оттолкнуть всех вокруг – не лучший способ решения проблем, наоборот, верный путь в никуда. Можно причинить друзьям боль пострашнее той, от которой страдаешь сам. Аомине слишком хорошо это знал.

Он ни за что не позволит совершить Кагами ту же ошибку.



***

Кагами готов волосы на себе рвать.Угрюмый Аомине и его разъяренный взгляд не шли из головы.На баскетбольной площадке с таким Аомине интересно, там – правильный гнев, часть духа соревнования.

Но когда Кагами оттолкнул его, Аомине посмотрел так, будто само существование Кагами стало ему неприятно. При мысли о том, что Аомине может вышвырнуть его из своей жизни и никогда больше с ним не заговорить, грудь словно сжимало тисками, а внутренности скручивало узлом. Кагами мутило каждый раз, когда он вспоминал тот взгляд.

Хуже всего было то, что даже когда Кагами играл, не думать об Аомине не получалось. Раньше, чтобы ненадолго отвлечься от всего, он брал мяч и шел на площадку. Баскетбол служил ему своего рода убежищем, надежным пристанищем, куда посторонним вход был заказан. Возможно, даже Куроко, своему лучшему другу, открылся только потому, что тот показал ему совершенно новую, непознанную грань баскетбола. Кагами даже представить не мог, что может быть еще лучше.

Но теперь он постоянно ощущал незримое присутствие еще одного человека на площадке – Аомине. Кагами чувствовал чужой взгляд, азартный и торжествующий, всякий раз, когда забивал данк или упражнялся в дриблинге. Аомине был рядом в каждом шаге, каждом прыжке, следовал неотступно, словно тень. И сердце Кагами желало того, в чем он сам себе не смел признаться.

Отныне забыться и поиграть наедине с собой он больше не мог. Рядом всегда был кое-кто еще.



***

– Ну, привет.

В груди екнуло, когда за дверью Кагами обнаружил Аомине, бесстрастного и самоуверенного, как всегда. Желудок подкатил к горлу, а вместе с ним все пять омлетов и шесть сосисок, что он умял сегодня на завтрак. Уже жалел, что съел так много.

Тут до него дошло.Аомине пришел к нему сам, один. Кагами потряс головой, пытаясь унять бешено зашедшееся сердце и не вести себя как герой ромкома. Получалось плохо. Он же не говорил Аомине свой домашний адрес, а значит, тому пришлось как-то его узнать. Скорее всего,выпытал у Куроко, но черт возьми.

– Идем, – коротко бросил Аомине и загашал прочь. Кагами, вяло протестуя, поплелся за ним. Под ребрами снова заныло. На Аомине равнялись, за ним пытались угнаться. Кагами не мог осуждать тех неудачников – он сам сейчас среди них. Но в его случае баскетбол был совсем ни при чем.

Утром в субботу улицы на окраине Токио людные и оживленные, оба парня возвышались над толпой, как две башни. У Кагами заметно поднялось настроение, тревога ушла.

Он увидел, как молодой мороженщик с улыбкой протягивал бесплатный рожок мальчугану, покупавшему каштаны. Слышал спор пожилой пары, решавшей, кого из внуков им баловать сегодня. Обычная жизнь обычных людей. На их фоне казавшиеся неразрешимыми проблемы Кагами стали вдруг такими смешными и надуманными. Присутствие Аомине, волнующее и одновременно удивительно уютное, играло, конечно же, не последнюю роль.
Аомине вдруг затормозил и схватил его за руку, заставив остановиться. От запястья по всему телу побежали мурашки.

– Здесь.

Аомине свернул на маленькую улочку, совсем не вяжущуюся с нынешним современным Токио, возникшую будто из давнего прошлого, где магазины все еще были обиты деревянными панелями, а деревянная оградка отделяла тротуар от проезжей части. Кагами стало жутко любопытно, зачем они сюда пришли. Кроме того, его сбивало с толку собственное настроение – слишком счастливым он себя ощущал от простой, в общем-то, прогулки. Поэтому его не насторожил необычайно тихий сегодня Аомине, и совершенно не раздражала настойчивость, с какой его тащили черт знает куда.

Аомине остановился перед одним из деревянных столбиков и присел. Кагами повторил за ним. Аомине указывал на несколько зазубрин, и пришлось наклониться. Они теперь были так близко, что их колени соприкасались, а волосы Аомине щекотали лоб Кагами. Он мог даже слышать чужое дыхание, спокойное и размеренное.

– Здесь я и Сацуки выросли, на этой самой улице, – Аомине ткнул пальцем в два ряда засечек, шедших параллельно друг другу. – Так мы отмечали, кто на сколько подрос.

И, широко улыбнувшись, он продолжил:

– Перестали, когда я перерос эту штуку.

Кагами впервые за последние дни рассмеялся, глядя на старательно вырезанные детской рукой, но все равно немного неровные иероглифы«Дай-чан» и «Сацуки». Повернувшись обратно к Аомине, Кагами наткнулся на пристальный изучающий взгляд.

Щекам стало жарко. Кагами открыл рот, чтобы, как всегда, ляпнуть что-то резкое и грубое, но не успел.

– Есть еще кое-что.

Аомине выпрямился и резво куда-то направился, Кагами за ним едва поспевал. Они шли так долго и столько раз куда-то сворачивали, что Кагами сбился со счета. Когда ему, наконец, удалось сравнять шаг, Аомине, как в прошлый раз, резко остановился и снова схватил его за руку, не дав обогнать себя.

И больше не отпустил.

Они стояли бок о бок, плечами задевая друг друга. От точки, где Аомине касался его, тепло разливалось по всему телу. Горло сдавило, и Кагами закашлялся.

Аомине будто не заметил. Он смотрел прямо перед собой. Очнувшись от наваждения, вызванного неожиданной близостью, Кагами понял, что они пришли к обычному минимаркету.

– Тут недалеко Тейко, моя старая школа, – Аомине был непривычно задумчивый и спокойный. – Мы с Тецу часто приходили сюда за мороженым после занятий.

И вот опять – Аомине, Куроко и их общее прошлое, к которому Кагами не имеет ни малейшего отношения. Снова затопило одиночеством, задушило пустотой внутри. Он попытался вырваться из захвата, но Аомине снова потащил его куда-то.

Надоело. Хоть Кагами нравилось, что Аомине к нему прикасался, даже всего лишь так, но он уже сыт по горло этими непонятными изматывающими прогулками по всему городу. Шли они в полнейшей тишине. В горле будто ком застрял, но Кагами пытался пару раз завязать разговор.

Получалось что-то вроде «Сколько предметов уже успел завалить в школе, идиот?» или «Скоро я тебя одолею, так что советую начинать копить, а то не расплатишься за мой обед». Если бы мог, Кагами бы сам себя стукнул за неспособность сказать что-то не оскорбительное даже сейчас, когда сердце стучало в ушах, а каждое слово приходилось буквально выталкивать из себя.

Но судя по односложным ответам, которым его изредка удостаивали, Аомине сейчас был не здесь: прошлое, жившее в местах, где они побывали, захватило его почти полностью.

Еще немного – и Кагами бы взорвался, требуя объяснить, какого, собственно, черта творится, но осекся, обнаружив, что они стоят на крыше академии Тоуо.

– Дошло до тебя, балда? – Аомине стоял прямо перед ним и выглядел пугающе серьезным. – Или все тебе на пальцах объяснять надо?

– А что я должен понять? Ты молча протащил меня через весь гребаный Токио, – огрызнулся порядком раздраженный Кагами. – Словами через рот никак?

Опять нагрубил. Кагами недовольно цыкнул про себя.

Аомине в ответ лишь закатил глаза.

– Я показал места, где проводил много времени с дорогими мне людьми.

А Кагами уже было отвлекся от всех неприятных мыслей. Перед глазами встали неровно вырезанные имена на деревянной стойке, и чудился тихий звон дверного колокольчика минимаркета, обещающий синие от мороженого языки и приятно холодящую сладость.

Аомине сжал плечо Кагами.

– Похоже, что у тебя сейчас дерьмовые времена.

«Ты даже не представляешь, насколько», – горько подумал Кагами. Аомине продолжал смотреть внимательно и задумчиво, без тени усмешки, и Кагами чувствовал себя, мягко говоря, неуютно.

– Я хочу сказать, что позволить друзьям себе помочь – это нормально, – продолжил Аомине. – Тогда, в Тейко, я почти забыл, как много значат для меня Тецу и Сацуки.

Он задумчиво посмотрел на вид, открывающийся с крыши.

– Теперь стараюсь всегда об этом помнить.

Аомине вдруг посмотрел Кагами прямо в глаза, и в горле резко пересохло. Кагами хотел было что-то ответить, но ничего не приходило в голову. А даже если бы и пришло, он бы не смог и слова из себя выдавить – весь оцепенел.

– Здесь я люблю поразмыслить о всяком, – Аомине обвел рукой крышу. – Есть ты когда-нибудь захочешь мне что-нибудь рассказать, мы можем спокойно поговорить здесь.

Он нервно потер шею, глядя себе под ноги, и, запинаясь, продолжил:

– Тецу, конечно, справится с этим лучше, но я тоже могу помочь, если… если буду нужен тебе.

И вдруг неожиданно пихнул Кагами в плечо.

– Ну, или когда я снова тебя обыграю, можем вдоволь поговорить о том, какой же ты все-таки лошара позорный, – и Аомине снова вернулся к режиму «мудак». – Тоже сойдет.

Но в этот раз не было никакой обидной или оскорбительной ухмылка. Аомине улыбался ему, открыто и искренне. И Кагами не выдержал.

Как во сне он шагнул вперед и будто со стороны увидел, как его рука коснулась чужой руки.

Мысли путались, сердце билось как сумасшедшее, грозясь выскочить из груди.

Словно в тумане он наклонился к Аомине.

Глава 5

В тот момент Кагами собой не владел, словно кто-то дергал за ниточки, управляя его телом. Вместе с тем каждое действие казалось естественным, подчинялось желаниям самого Кагами, спрятанным где-то глубоко внутри и сегодня вырвавшимся на свободу.

Они неловко столкнулись носами. Кагами никогда раньше не целовался и не знал, куда поставить ногу, как повернуть голову. Он машинально повторял то, что видел в фильмах, но лишь поначалу, потом - на инстинктах, целуя непроизвольно, не задумываясь. Кагами всем существом сосредоточился лишь на одном человеке, что стоял сейчас прямо перед ним.

У Аомине оказались мозолистые руки и острый подбородок. От него пахло потом и немного – баскетбольным мячом.

Будто глоток горячего чая после долгой прогулки на морозе. Тепло разливалось в груди, приятно струилось по венам, согревая до самых кончиков пальцев. Именно так на Кагами действовали запах Аомине и его близость. Он единственный мог безраздельно завладеть вниманием Кагами. Больше никто.

Губы у Аомине шершавые, как Кагами и думал. Его собственные – сухие и обветренные. Жаль, не догадался облизать – прямо сейчас он вообще думать не способен. Разум плыл. Запах Аомине, его губы, ладонь, которую Кагами все еще сжимал в своей. Хотелось распахнуть глаза и смотреть, смотреть на Аомине, но тело не слушалось.

Поцелуй вышел солоноватым – все от пота. Интересно, а каково,например, было бы поцеловаться с языком? Поймет ли Кагами, что последнее Аомине ел? Слишком интимные мысли, слишком волнующие. Кагами немедленно захотелось попробовать и узнать.

Неожиданно Аомине схватил его за руку, которой Кагами держался за него, и с силой дернул на себя. Глаза Кагами распахнулись, и он пришел в себя.

Аомине не собирался отвечать на поцелуй. Кагами думал, что они оба оказались во власти эмоций, и только теперь понял, что это не так. Это один он отдался порыву настолько, что не замечал ничего вокруг и не слышал резкий противный скрежет – секунды спустя позади них рухнула старая ржавая лестница. Аомине всего лишь хотел уберечь их обоих от удара.

Поцелуй прервался. Оба оказались вжатыми в кирпичную стену. Кагами смачно выругался, врезавшись в нее плечом. Рядом послышался глухой удар, и недовольное кряхтение Аомине, который сразу же отскочил от стены, разглядывая упавшую лестницу. Как будто его не волновало то, что Кагами все еще не отпускал его, что сердце Кагами билось сильно-сильно только от того, что он был так близко.

Аомине же больше интересовала ржавая груда металла.

– Вот дерьмо! Кому только в голову пришло поставить тут лестницу! Здесь люди ходят!

Он окинул Кагами обеспокоенным взглядом:

– Ты как, в порядке?

Кагами тяжело дышал и не мог ответить. Но только он собрался кивнуть в ответ, как вдруг всецело осознал, что они делали всего пару секунд назад. И пока он сам, взволнованный и раскрасневшийся, пытался справиться с обуревавшими его эмоциями, Аомине вел себя совершенно спокойно. Его поведение едва ли отличалось от обычного.
Кагами не смог заставить сказать хоть слово.

Аомине смотрел на него с любопытством.

– …Кагами?

Кагами шумно сглотнул, резко отпустив руку Аомине. Подушечки пальцев еще приятно покалывало.

Аомине открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Кагами не стал слушать. Он развернулся и побежал прочь. Куда – он и сам не знал. Куда глаза глядят.

Без разницы, где он окажется, куда он пойдет – к свету он не приблизится.

***

Когда Кагами, наконец, остановился, пот катился с него градом, но вовсе не от спринтерского забега.

Желание врезать самому себе стало нестерпимым. Почему, ну почему он не мог с собой совладать? Не прислушался к голосу разума? Он же знал, чувствовал, как все обстоит на самом деле. Да, он не безразличен Аомине, но лишь как друг. Не больше. Те два напульсника, для него и для Куроко, самое яркое тому подтверждение.

Черт, да он даже не самый близкий друг. Вот Куроко – да. И Момои. Кагами всего лишь соперник, один из многих.

Сейчас он, возможно, единственный, кто может составить Аомине достойную конкуренцию на баскетбольной площадке. Но надолго ли? Когда Аомине попадет в профессиональный спорт, встретит других, еще более талантливых игроков. Кагами знает наверняка, он видел таких в Лос-Анжелесе.

Соперники забываются. Но нельзя забыть того, кто делил с тобой одну радость на двоих.
День, когда Аомине в первый раз взял в руки оранжевый мяч, впервые осознал свой талант, наверняка был одним из самых счастливых в жизни. Конечно, он продолжил играть. Как будто были другие варианты.

Момои наверняка поддерживала его в самом начале, Куроко был рядом в Тейко.
Кагами же не было нигде. Ни когда Аомине открыл для себя баскетбол, ни когда талант его заиграл в полную силу, сделав одним из Поколения Чудес.

В груди болело невыносимо, было так ужасно одиноко. Стало только хуже, когда он понял, где оказался.

Баскетбольная площадка. Конечно. Из всех мест, куда он мог забрести, ему выпало именно то, где сейчас он бы хотел оказаться меньше всего.

Кагами тяжело вздохнул, но одним вздохом не передать всего, что творилось в душе. Нехотя, с трудом передвигая ноги, он подошел к площадке и рухнул на землю. Больно было так, будто сердце тысячу раз пронзили тупым кинжалом.

На площадке играли двое детей, совсем еще юные. У одного из них никак не выходил дриблинг, а другой комментировал каждую ошибку.

– Да говорю же тебе! Ладонь используй, ла-донь! – кричал один мальчуган другому.

– Я стараюсь, блин, не доставай меня! – доносилось в ответ.

– Плохо стараешься!

Наблюдая за этими двумя, Кагами потихоньку успокаивался, и скоро уже целиком увлекся их разговором, который теперь больше походил на игру «кто кого перекричит».

– Думаешь, самый крутой здесь? Да ты играешь не лучше меня!

– Пф! По крайней мере я могу вести мяч дальше трех шагов!

Кагами решил вмешаться, прежде чем они накинутся друг на друга с кулаками.

– Эй! – громко позвал он. – Вы, оба два!

Спор сразу прекратился.

– Сюда идите!

Мальчишки, переглянувшись, осторожно приблизились.

– В чем ваша проблема, м? – Кагами нахмурился, стараясь выглядеть достаточно грозно.

Один из них нервно сглотнул. Другой, посмелее, ответил:

– Нет никакой проблемы, старик. Я пытаюсь научить своего младшего брата правильно играть в баскетбол.

Старик? У Кагами глаз задергался.

– Эй! – возмутился второй пацан. - Я думал, я старший! Мы же договаривались!

– Да… Но ты лажаешь слишком много! – поддразнил первый мальчуган, высунув язык.

– Стоп, стоп, стоп, – вмешался Кагами. Он в замешательстве переводил взгляд с одного на другого. – Вы же не родные братья, так?

Они не были похожи друг на друг от слова совсем. У того, что смелее, каштановые волосы, явно не знавшие расчески, торчали в разные стороны, брови сидели так близко друг к другу, что, казалось, парень всегда хмурится. У второго, напротив, гладко причесанные черные волосы и ласковый взгляд, а в уголках глаз - мелкие морщинки.

Обладатель каштановых волос закатил глаза.

– Конечно, нет. Блин, старик, тебе бы к врачу сходить, глаза проверить.

Кагами немедленно захотелось отвесить ему подзатыльник.

– Мы не кровные, – вмешался темненький мальчик, – но все равно – братья!

Он задорно улыбнулся.

– Мы встретились, потому что оба любим играть в баскетбол. Но мой младший брат, – он метнул короткий взгляд в сторону второго мальчугана, – раньше уже играл, и поэтому он немного опытнее меня.

В груди неприятно кольнуло, с трудом обретенное спокойствие в одно мгновение оказалось утрачено. История случайно встреченных ребят лишний раз напомнила ему о том, от чего он пытался сбежать. Он разозлился. Пытаться-то пытался, а все равно оказался где? На баскетбольной площадке, где все, даже история дружбы этих забавных мальчуганов, напоминало ему об Аомине и о том, чего он никак не может получить.

– Я понял, – устало выдохнул Кагами и откинулся назад, оперевшись на руки. – Вдвоем играете?

– Ага, – «младший» скорчил гримасу. – Никто больше не хочет играть.

– Да все в порядке. Даже так играть весело. Хоть и приходится ругаться с этим вот.

– Все потому, что ты отстой полный, вот почему! Но все равно, – обладатель растрёпанной шевелюры скрестил руки на груди, пренебрежительно хмыкнув, – не нужен нам кто-то еще. Это – наш баскетбол.

Кагами, вздохнув, кивнул. Он понимал. Сам такой же был, когда играл с Алекс и Химуро.

– Ну, сейчас нас двое, да, – спокойно добавил темненький мальчик, – но это пока мы н1е найдем кого-то, кто любил бы его так же, как мы.

– Не переживайте, – Кагами улыбнулся, но улыбка получилась грустная. – Найдете, точно вам говорю.

– Да ладно тебе, старик! – фыркнул «младший». – Нам хорошо и так.

– Кроме того, – перебил его другой, – у нас есть третий игрок, который любит баскетбол не меньше нас.

Кагами даже сел прямо, заинтересованный.

– Есть?

– Да, - раздался свист. – Киба-чан! Иди сюда, дружок!

Лишь гордость старшего помешала Кагами дать немедленного стрекача при виде подбежавшей к ним огромной хаски.

***

Со дня последней встречи с Аомине прошло несколько дней. Кагами занимался тем же, чем и всегда – ходил на тренировки, упорно игнорируя обеспокоенный взгляд Куроко, возвращался домой, готовил ужин и заваливался на кровать, зарываясь головой под подушку и изо всех сил стараясь не смотреть на экран телефона.

Аомине писал и звонил ему даже чаще обычного. Кагами не прочитал ни одного сообщения и не ответил ни на один звонок. Когда-нибудь он ответит, конечно же. Аомине слишком важен для него, просто так не вычеркнуть.

Но прямо сейчас он не готов с ним пересечься. С головой под подушкой гораздо спокойнее.
Ему нужно время. Много времени, чтобы притупилась боль и чтобы не чувствовать себя таким брошенным. Даже космические спутники, одиноко бороздящие межзвездное пространство, и те, рано или поздно, находят свою планету. Чем он хуже.

Кагами же не один такой. Ситуации, как у него, сплошь и рядом случаются, в почти каждой девчоночьей манге описываются. Главный герой никогда не остается один. Просто надо подождать. Время – лечит, даже если сначала хорошенько помучает.

Они встретились снова одним ненастным днем. Дул промозглый ветер, по земле стелился туман, принимая причудливые формы и исчезая, как старые воспоминания. Кагами готовил куриный суп – идеальное блюдо для такого дня. Бульон как раз закипел, когда в дверь позвонили. Кагами оторвался от созерцания пузырьков бурлящей воды и пошел открывать.

За дверью его поджидал сюрприз. Кагами молча таращился перед собой, разинув рот, но не потому, что за дверью стоял Аомине собственной персоной, хмурый, как и всегда. А потому, что в руках он держал огромный, до отказа набитый чем-то рюкзак.

Кагами все же нашел в себе силы возмутиться:

– Какого черта, Аомине?! Что за рюкза…

– Это тебе, – нахмурившись, Аомине сунул рюкзак в руки Кагами. Под серьезным и испытующим взглядом сердце Кагами немедленно забилось быстрее. Он редко видел этот взгляд за пределами баскетбольной площадки.

Кагами потянул молнию вниз, и из рюкзака тотчас посыпались десятки упаковок с напульсниками.Кагами охнул от неожиданности. Он быстро застегнул рюкзак, остановив этот шуршащий водопад, и удивленно уставился на Аомине.

– Что за… Почему? Так много… Зачем это? Ты же подарил уже один… Я не понимаю…

– Ты ведь знаешь, что они значат, – перебил Аомине. – Знаешь или нет?

И выразительно посмотрел.

Кагами сглотнул, не смея отвести взгляд.

– Д-да, – выдавил он. – Так… Это значит… Что…

– Я беспокоюсь о тебе, – Аомине обезоруживал своей безжалостной прямотой и честным, открытым взглядом. – Чертовски сильно беспокоюсь. Когда до тебя дойдет? Прекрати меня избегать, достал.

У Кагами перехватило дыхание, жар от шеи достиг ушей. Он нервничал и даже думать не хотел, как сейчас выглядит со стороны. Неужели Аомине правда сказал нечто подобное… Быть того не может. Кагами стоял, точно громом пораженный.

Он медленно закивал, но Аомине еще не закончил:

– Буду предельно честен сейчас. Я правда беспокоюсь о тебе, – опять он это сказал, – и совершенно точно хочу дальше играть с тобой в баскетбол. Даже сильнее, чем раньше.
Аомине набрал в грудь побольше воздуха.

– Но то, что ты сделал… Ну, тот поцелуй… Меня это нахрен сбило с толку!

Из Кагами будто разом выпустили весь воздух. Он сильнее сжал рюкзак.

– Я растерялся, – продолжал Аомине, – но не настолько, чтобы отказаться от такого соперника, как ты.

Он осуждающе посмотрел на Кагами.

– Я уже даже снова сам с собой начал играть! – Аомине рассеянно потер шею. – Чуть не умер от скуки. Намного интереснее, когда… Ну, знаешь… С тобой.

Воцарилось неловкое молчание. Кагами наблюдал за тем, как Аомине все неловко трет шею. Кагами знал, что далеко не в порядке – пустота внутри никуда не делась. Но теперь он мог действовать. Оцепенение спало. Возможно, если соберется с силами, потихоньку, но сможет продвигаться к свету, шаг за шагом. И одно это вселяло надежду. Все будет хорошо, пока он может идти.

Кагами тихонько выдохнул и, уже широко ухмыляясь, посмотрел на Аомине. Не так беззаботно и открыто, как прежде, но достаточно, чтобы заставить Аомине расслабиться и улыбнуться, пусть неуверенно, в ответ.

– Ладно, придурок, – собственный голос показался Кагами до нелепости громким. Наверняка уйдет много времени, прежде чем он научится контролировать себя в присутствии Аомине. Он махнул в сторону разбросанных напульсников. – Помоги мне их собрать, и тогда, возможно, но только возможно, я поделюсь с тобой обедом.

Аомине тут же оживился.

– Серьезно? Согласен!

Он присел на корточки и стал быстро подбирать валявшиеся упаковки.Кагами, улыбаясь, присоединился.

Каждый раз, когда рука Аомине случайно касалась его, все тело будто пронзал разряд тока. Каждый раз, когда Аомине невзначай задевал коленом, в голове Кагами проносились картины, совершенно далекие от реальности.

Позже, когда он наблюдал за Аомине, с удовольствием уплетавшим бульон за обе щеки, Кагами снова подумал о несчастном, отчаявшемся космическом спутнике и его долгом одиноком путешествии. О крохотном луче света, не дававшем пасть духом. О своем желании однажды достать до него.

Кагами не знал, сможет ли когда-нибудь изменить свое отношение к Аомине, но одно для себя решил точно.Он рад, что это был именно Аомине.

Кагами широко ухмыльнулся и ловко стащил кусочек курицы с чужой тарелки.

Глава 6 (финал) в комментариях.

запись создана: 19.08.2017 в 14:47

@темы: kuroko no basuke, рыбки-звезды

---

"Проблемные", Мия Атсуму/Мия Осаму, Haikyuu, перевод

Название: Проблемные
Оригинал: what should be vs. what has to be
Автор: enharmony
Переводчик:  saltyzebra
Фендом: Haikyuu!
Пейринг: Мия Атсуму/Мия Осаму
Персонажи: Мия Атсуму, Мия Осаму
Категория: слеш, инцест, твинцест
Жанр: повседневность, психология, драма
Рейтинг: R
Размер: 4 232 слов
Ссылка на АО3 =>> Проблемные
Ссылка на ficbook =>> Проблемные
Размещение: разрешаю, но черканите перед этим, приятно же)
Краткое содержание: В мире Атсуму нет места слову «нормальный».

В мире Атсуму нет места слову «нормальный».

Даже звучит противно. Такая поблажка самому себе, типа, сойдет и так. Нормальный пас («Ну, выиграли же!»). Нормальные оценки. Нормальная жизнь с нормальными же взлетами и падениями – серединка на половинку. «Нормальный» – ни в каком месте не преимущество, а самое настоящее оправдание. А вот Атсуму, если чего-то хочет, идет до конца. Либо все, либо ничего. Полумеры – не его стиль.

А потому если уж кто-то и должен был влипнуть по уши, хлебнуть самого, что ни на есть, неприемлемого, то, конечно же, он. Разве не забавно.

Атсуму барабанит пальцами по деревянному столу. Он прекрасно знает, что действует Осаму на нервы, и откровенно провоцирует. Брат стоит у плиты, спокойный и невозмутимый – на первый взгляд. Атсуму отмечает и напряженную спину, и чересчур энергичное помешивание супа. И стучит сильнее. Ложка проезжается по стенке кастрюли с противным скрежетом.

И раз, и два, три, четыре–пять…

– Господи, Тсуму…

Та-да.

Осаму не оборачивается, но Атсуму точно знает, что брат сейчас хмурится и поджимает губы в тонкую линию. Это его «как же ты меня достал» лицо. Атсуму оно хорошо знакомо.

– Ну, а что, – тянет он обиженно, – Мне скучно, а ты и сделать ничего не даешь, и от помощи отказываешься.

– Сначала научись готовить, не сжигая при этом дотла все вокруг.

– Это было пять лет назад!

После того случая ни мама, ни брат даже близко не подпускали Атсуму к кухне, только если посуду помыть. Умудриться сжечь горячий шоколад – особый талант нужен. Ну и ладно, просто еще одно очко в корзину не-такого-как-все-Атсуму.

– За пять лет ничего не изменилось, – Осаму тяжело вздыхает. – Как ты один жить собираешься?

Точно, еще одно неизбежное «нормально». Они окончат школу, и их пути разойдутся. Если, конечно, им вдруг не повезет учиться в одном университете, что сомнительно, учитывая намерение дурацкого Осаму поступать на свое дурацкое право. Юридический – это же так скучно, так… обычно. Для нормальных людей.

Атсуму решительно не переносит ничего «нормального».

– Кто сказал, что один? – растягивая слова, отзывается он. Опасная тема. Но все привыкли, что если Мия Атсуму не говорит о волейболе, то значит снова ведет себя как редкостный мудак – и особо не вслушиваются. Удобно. Можно говорить любую правду, какую вздумается – все равно всерьез не воспримут. Может, однажды, он и Осаму так одурачит. – Разве я могу бросить своего младшего братца одного?

Когда-то Осаму одергивал брата и напоминал, что тот старше всего на семь минут. Но у Атсуму в одно ухо влетало, в другое вылетало – Осаму сдался. Но сейчас, Атсуму уверен, точно глаза закатил, не удержался.

– Умолкни и сделай что-нибудь полезное.

– Что, например? Ты сказал ничего не трогать.

– Я велел держаться подальше от плиты. Стол-то ты можешь накрыть.

– Уж я его так накрою! Быстрая атака близнецов, минус-темп! Великолепный Мия Атсуму заходит справа..

– Даже, блин, не начинай.

Немного обидно, когда так одергивают, но Тсуму привык. Он и не против, они с братом всегда так общаются.

Вздохнув, Атсуму идет доставать тарелки. Вся посуда лежит в шкафчике, прямо над Осаму. Пихнуть бы его в сторону, чтоб под ногами не мешался. Атсуму так бы и сделал, но драконить брата еще сильнее не хочется.

Атсуму подходит к брату сзади, подбирается близко-близко, опирается о его плечо и тянется открыть дверцу. Успевает еще подумать о незавидной доле невысоких людей, а потом плечо под пальцами напрягается, и Атсуму больше не думает.

У него всегда плохо получается понимать других людей, а брата – тем более.

Осаму не шевелится, даже когда Атсуму, так и не достав до шкафчика, тихонько обнимает его.

Когда Атсуму говорит, что у него есть брат-близнец, люди задают одни и те же идиотские вопросы.

А вы можете читать мысли друг друга? У вас же есть что-то вроде телепатической связи? А ты можешь чувствовать то, что чувствует брат?

Придет же людям в голову всякая чушь. Читать мысли ни один из них, конечно же, не может, но они понимают друг друга так, как больше никому их никогда не понять. Все-таки они вместе с рождения. Если не считать те прекрасные первые семь минут, которые Атсуму успел прожить до появления на свет придурка-братца, с которым он с тех пор вынужден жить. С самого детства они все делают вместе. Вместе ходят в один и тот же сад; в одну и ту же начальную, среднюю и старшую школы. Играют в одном и том же волейбольном клубе. И хотя каждый из них (или, что чаще, оба) то и дело жалуется на брата-тень, на самом деле они практически неразлучны.

Если подумать, брат-близнец все равно что лучший друг. Вот только друга выбираешь сам. Их же жизнь как бы швырнула в один манеж, а дальше типа вертитесь, как хотите.

Так что, конечно же, Осаму знает. Они оба знают, но вслух никто не признается. То ли виной всему природное упрямство, то ли остатки моральных принципов. Может быть, совсем чуть-чуть – страх (хотя Атсуму в этом ни за что и никому не признается). Ведь если при обычных недомолвках помогала хорошая ссора и недельный игнор, сейчас такой подход не сработает. Не в этом случае.

Если не говорить о проблеме, тогда ее вроде бы как и нет, а им уж точно лучше не озвучивать свои мысли. Никогда.

Это же все-таки ненормально.

Атсуму всем сердцем ненавидит слово «нормальный».

Он молча наблюдает, как брат помешивает суп. Кусочки мяса и морковки послушно плавают по кругу в зеленой жиже. Атсуму всегда говорит, что гадость эту жрать невозможно, ведь позлить брата – святое дело. На самом деле суп вкусный. Осаму вправду хорошо готовит, и Атсуму совсем не против его стряпни.

Он кладет подбородок на плечо брата и прижимается теснее. Удобно. Повезло, что они практически одного роста.

– Извращенец, – отзывается Осаму, не отрывая взгляда от кастрюли.

– А что я такого делаю, – парирует Атсуму, и, технически, он и правда ничего такого не делает. Членам семьи обниматься можно, никто не запрещает. – Суп вроде бы уже готов.

– Отвали. Будет готов тогда, когда я скажу.

Пару секунд спустя Осаму снимает кастрюлю с огня.

– Вот теперь готов. Отцепись от меня.

Но Атсуму был бы не Атсуму, если бы последнее слово осталось не за ним:

– Ха, и кто был прав? Я. Потому что я всегда прав.

– Повтори – и останешься голодным.

Осаму поворачивается и, отпихнув брата в сторону, тянется к посудному шкафчику.
Ах да, тарелки.

– Саму-у-у, какой же ты все-таки противный!

– И это говоришь мне ты, ужаснейший представитель рода человеческого? – Атсуму достается фарфоровым донышком по макушке. – Рядом с тобой любой святым покажется.
И хотелось бы возразить, но в чем-то брат прав. Атсуму до лампочки, какого люди о нем мнения, пока это играет ему на руку. Играет, правда, только на площадке.

Но и Осаму тоже совсем не ангел, как может показаться.

Суп успешно разлит по тарелкам, а оба брата сидят друг напротив друга. Молча. Когда вся семья собирается за столом – болтают без умолку. Когда они вдвоем – на кухне царит гробовая тишина. Лишь изредка, для порядка, они переругиваются.

Оставаться наедине с братом Атсуму немного страшно.

Также страшно ему было в день, когда они с Осаму сильно повздорили. Синяки не сходили несколько дней, а братья не то, что не разговаривали, даже в глаза друг другу не смотрели. Атсуму нравилось злиться на Осаму, потому что тогда он забывал о том, что чувствует и что его травит изнутри. Он каждый раз надеялся, что однажды, после особенно жаркой ссоры, он забудет насовсем, но на деле узы между ними лишь крепли.

В тот день Атсуму увидел в глазах брата отражение того же огня, что сжигал и его самого. Он будто смотрелся в зеркало, с той лишь разницей, что у отражения глаза слегка прикрыты. Брат из–за этого вечно выглядел так, словно устал от Атсуму… Хотя почему словно.

Атсуму знает, что бесит Осаму до чертиков (и это взаимно). Вполне возможно, тот Атсуму вообще терпеть не может. Не будь они братьями, они наверняка даже друзьями бы не были.

– Слишком жидкий,– жалуется Атсуму, указывая ложкой на тарелку. – Не надо было так долго мешать.

– Нормальный, – Осаму недовольно смотрит в ответ. – А даже если и нет, то явно по другой причине.

– Все равно гадость.

Атсуму не врет – обычно брат готовит вкуснее. Не надо было, наверное, доставать его. С Осаму станется нарочно испортить еду, в отместку.

– Тогда или ищи что-нибудь другое, или подыхай с голоду.

Атсуму скрипит зубами. Еды в доме больше нет: последний пудинг он съел еще вчера, да и разве насытишься им. Придется есть, что дают.

Но он еще отыграется, стащит что-нибудь из шмоток братца. Они как раз недавно потратили свои карманные на обнову. Атсуму купил себе волейбольные бутсы, а то старые уже чуть ли на ногах не разваливались. Брат же купил себе классную куртку. На Атсуму она будет намного лучше смотреться.

Братья замолкают. Радио или телевизор выключены. В воцарившейся тишине каждый стук ложки о тарелку кажется оглушающим.

Атсуму ненавидит такие неловкие моменты, потому что не знает, куда себя девать. Обычно удается как-то выпутаться, а сейчас будто в угол загнали. Сбежать некуда.

Бесит.

Так что он быстренько доедает, а точнее, выхлебывает свою порцию и выходит из–за стола под осуждающий «мог бы и меня подождать» взгляд брата, который намеренно и успешно игнорируется. Атсуму быстренько споласкивает свою тарелку и ставит ее в новую посудомойку. Предыдущую Осаму сломал, и на эту они чуть ли не молятся.

Идея подняться к себе, наверх, кажется весьма привлекательной, но брат тоже поднимается из–за стола, преграждая дорогу. Тарелка стоит на столе и мыть ее, судя по всему, Осаму не собирается (и кто после этого безответственный). Атсуму замирает в растерянности.

– Ты куда это собрался?

– В свою комнату, – Очевидно же. Уроки учить, все такое, чем не оправдание. Заниматься взаправду Атсуму, конечно же, не собирается. Спишет потом у Гинджимы.

Осаму недоуменно моргает. Выглядит донельзя забавно, но Атсуму не может заставить себя даже улыбнуться.

– Ну, что еще?

– Родители разве не просили нас прибраться внизу?

Вот черт. Атсуму и забыл совсем. Но родителей не будет дома еще пару дней, отругать его некому – так к чему спешить. Если постараться, вообще можно спихнуть эту противную обязанность на Осаму.

– Не, сегодня я не в настроении. Завтра.

Судя по ответному взгляду, брат знает наверняка, о чем думает Атсуму.

– Да честно, завтра все сделаю, обещаю!

– А сейчас ты что будешь делать? – не унимается Осаму.

– Домашку? – получается неубедительно. Надо бы поувереннее врать, а то Осаму не купится, но никакая достойная ложь на ум не приходит. В голове крутится всего одна мысль: еще шаг – и исчезнут те несколько жалких сантиметров между ними.

Они стоят слишком близко. Атсуму понимает, что нормальным братьям в такой ситуации должно быть некомфортно, а быть может, даже противно.

Но Атсуму не «нормальный».

Он подозревает, что и Осаму – тоже, и потому все кажется еще сложнее. Будь Атсуму здесь единственным извращенцем, Осаму, как последний оплот разумности, морали и ответственности, сдержал бы брата. Но знать, что каждый из них одинаково отчаянно хочет одного и того же…

Так если он не против, почему бы не…?

Но есть разница между тем, что делать нельзя, и тем, что ни в коем случае делать нельзя. Им уж точно лучше держаться друг от друга подальше. Как можно дальше. Может, учиться в разных университетах – не такая уж ужасная мысль на самом деле. А готовить Атсуму уж как-нибудь научится.

И все же – все же – Атсуму тошнит при одной мысли о том, что придется расстаться с братом. Они всегда были вместе, в голове не укладывается, что может быть по-другому.

– Опять у Гина спишешь, – Осаму видит брата насквозь.

– А что, если Гин умрет?

– С чего бы ему умирать?

– Да не знаю я, – бормочет себе под нос Атсуму. Некстати подумалось, что полы их тоже просили помыть. – Дай пройти.

– Скажи пароль.

Их давнишняя игра, еще со времен начальной школы. Сейчас они в нее играют, только когда хотят подоставать друг друга.

– Пароль «отвали».

Атсуму делает шаг в сторону. Осаму тоже делает шаг в сторону. Зеркально. Значит, так просто Атсуму отсюда не уйдет. Драться – не вариант, брат сильнее, и как Атсуму ни старается, до сих пор победить брата в рукопашную не удается. Жизнь несправедлива.

– Не угадал.

– Ну, и чего ты докопался-то до меня, а? Иди, мой свою чертову тарелку.

Совершенно непонятно, зачем Осаму так его доставать. Разве что из–за уборки, но у Атсуму правда домашка простаивает.

– Сам мой. Я готовил.

– Только потому, что мне не позволил!

Это уже просто смешно. Атсуму просто хочет в свою комнату. Он уже собирается использовать фирменный взгляд, но, посмотрев на брата, понимает, что тот вовсе не злится и не пытается нарваться на новую ссору. Осаму выглядит как человек, который очень хочет сделать что-то, но пока совершенно не знает, что, и просто тянет время, пытаясь удержать любым способом, какой придет в голову.

…О.

Атсуму и не подозревал, что у Осаму это тоже бывает. Когда тело действует само по себе, решаясь на то, о чем думать попросту страшно. Раз, другой – и вот уже пути назад нет, остается лишь смириться.

Когда так давно смотришь на брата иначе, как-то само собой забывается, что смотреть так – нельзя, и на секунду даже кажется, что им тоже – можно, что они тоже – нормальные.
Атсуму плевать хотел на все «нормальное».

А Осаму… Как же сильно он недооценивал брата.

Атсуму чувствует, как задыхается, будто резко стало не хватать воздуха. Сейчас или никогда.

И Атсуму переходит черту.

Он буквально набрасывается на Осаму, вгрызаясь в чужие губы. Стена, которую он старательно возводил годами и за которой так долго прятался, рушится. Вдруг все их ссоры и все то время, что они проводили друг с другом, предстают в новом свете. Можно было больше не притворяться, не довольствоваться неловкими и как бы случайными прикосновениями.

Поцелуй выходит слюнявым, неловким, определенно мерзким, но Атсуму наплевать – наконец-то он может касаться брата так. Большинство людей никогда не оказалось бы на его месте, им бы не пришлось возводить никаких мысленных запретов. Большинство понимало бы, что это не нормально, но они не большинство, а Атсуму ненавидит «нормальность». Но какая разница, кто и что там понимает, когда Осаму мертвой хваткой цепляется за его футболку и отвечает, отвечает, остервенело, самозабвенно, отчаянно, и Атсуму забывает, как дышать…

…Пока его не отталкивают. Брат судорожно хватает ртом воздух, пытаясь отдышаться, и горящие щеки говорят больше, чем слова.

– Какого хрена, Тсуму?

Атсуму не различает, чье сердце, его или Осаму, стучит так громко, что заглушает все вокруг.

Да уж. Какого хрена.

Осаму не дает ответить, притягивая к себе, и целует, целует, целует.

Второй раз получается спокойнее, но все еще зло и отчаянно. Оба переполнены желаниями, понять которые оба не в силах. Атсуму даже не уверен, что то, что он чувствует, можно назвать любовью, что у этого вообще есть название.

Но если ему и суждено пережить с кем-то нечто подобное, этим человеком совершенно точно должен быть Осаму. Да, между ними творится что-то ненормальное, больное. Противоестественное. Но почему тогда сдаться оказалось так сладко?

Атсуму устал с собой бороться.

Поцелуй ощущается непривычно. Атсуму целовался и раньше, но никогда с буквально копией самого себя, и честно думал, что уже хотя бы поэтому будет привычнее, но ошибся. Да и с чего бы поцелуй с собственным братом мог бы ощущаться как что-то привычное. Атсуму давно этого хотел, верно, но хотеть – это одно, а целовать взаправду – совсем другое. Атсуму не будет терять ни секунды. Он прижимается к брату так тесно, что ближе уже только насквозь, обнимает, как и тысячу раз до этого, закрывает глаза и позволяет вести.

Игра только для них одних.

Не видя, проще притвориться, что с ним кто-то другой. Но беда в том, что Осаму он ни с кем не перепутает, даже с закрытыми глазами. Обманываться дальше не получится, но Атсуму еще цепляется за остатки здравого смысла. Еще силен голос в голове, который кричит по ночам, что Атсуму – больной, что надо положить этому конец, что ничего хорошего не выйдет. Но теперь он может заткнуться нахрен, потому что Атсуму доказал, что выйдет, и еще как. Ничего лучше с ним еще не случалось.

Они отстраняются друг от друга с громким, влажным звуком. Атсуму чуть запрокидывает голову назад, приглашая без слов, и в кои-то веки брат не заставляет просить себя дважды.

(Атсуму все именно так себе и представлял. Не сосчитать, сколько ночей он лежал в темноте, скорчившись под одеялом, и ласкал себя, представляя, что рука на самом деле не его. Заходить дальше в своих фантазиях он не решался – топило чувством вины и дикостью, постыдностью происходящего. Он сворачивался калачиком под одеялом, задыхаясь от рыданий, неудовлетворенный и измученный.)

Осаму прихватывает кожу зубами, и Атсуму судорожно выдыхает. Он не может не представлять того, к чему все идет. Поцелуи спускаются все ниже, ниже и ниже…
Осаму вдруг и некстати застывает, тяжело дыша ему в шею. У Атсуму по коже разбегаются мурашки.

– Ну, а теперь-то что? – рявкает он, но получается и в половину не так грубо, как хочется. Голос подводит, не слушается, слова приходится выталкивать силой. – Только попробуй остановиться сейчас, слышишь меня, ты.

– Мы должны, – едва слышно отвечает Осаму, касаясь губами кожи. Атсуму бросает в дрожь, но злость отрезвляет.

– И ты говоришь это сейчас? Поздновато решил играть в святошу, Саму, – Атсуму на секунду вжимается в него пахом, трется, и у Осаму сбивается дыхание. Кого он хочет обмануть, сам возбужден не меньше, и отлично, потому что Атсуму не собирается быть здесь единственным нуждающимся. – Лекции читать будешь, когда мы трахнемся.

Произнести вслух оказалось так просто, но в следующее мгновение сказанное уже давит плитой. Поцелуи – это одно, но секс – вообще другой уровень. Особенно если учесть, что оный он видел только на страницах хентайной манги, что само по себе унизительно. Решиться на такой шаг, просто поддавшись страсти…

Да, хорошо было бы списать все на похоть и гормоны, притвориться, что фетиш у него такой – трахнуть вроде как самого себя.

Вот только вранье это все. Он хочет брата.

Как же сложно.

Но Атсуму правда нужно кончить, так что забирать свои слова назад он не собирается. Осаму, несомненно, понимает, какой именно «секс» Атсуму имел ввиду. Он всегда понимает, и это не просто доверие, но понимание на интуитивном уровне. Так бывает, когда проводишь с человеком всю свою жизнь.

Осаму, прищурившись, неверяще смотрит на брата.

– Что ты сейчас сказал?

Атсуму улыбается лучшей из своих улыбок, страшась признать, что сам он не имеет ни малейшего понятия о том, что творит.

– Я сказал, лекции читать будешь, когда мы трахнемся.

– Ты просто ужасен, – совершенно серьезно сообщает Осаму.

– Ах, благодарю! – Атсуму смеется преувеличенно громко.

Вряд ли кто-то из них струсит, особенно когда так нужна разрядка. Атсуму бросил вызов им обоим, а если уж он и был в чем-то уверен, то в том, что ни один из них в жизни не пасовал перед вызовом.

Словно в подтверждение, Осаму хватает за руку и тащит вверх по лестнице.

Каждый шаг означает, что происходящее – вовсе не сон. Они решились. Случайно сказанное в момент слабости оказалось признанием в этой же слабости, ведь никто из них до сих пор не отступил. Атсуму знал, что будь он сейчас за главного, то шел бы до конца, но он честно не ожидал, что до конца решит пойти и Осаму.

Осаму вроде как должен был быть голосом разума.

Стоило хорошенько подумать обо всем заранее, а не когда его уже вдавливают в матрас, который, кстати, жестче, чем его собственный.

– Почему мы в твоей комнате?

Осаму мог сколько угодно изображать из себя альфу, но комната Атсуму правда намного лучше. Кровать мягче да вид из окна приятнее. Может, и не столь существенное преимущество, но все равно. У Атсуму лучше.

– Потому что, – Осаму отстраняется от него и тянется к ящику в столе, – у тебя нет ни смазки, ни презервативов.

– Откуда ты, блин, знаешь? – У Атсуму и правда ничего нет, но брату о таких вещах знать не полагается. – Ты шарился по моей комнате?

– Искал шарф, который ты у меня стащил. Кстати, не нашел, хотя каждый угол обыскал.

Он бросает что-то на матрас, едва не попав в Атсуму.

– Да тебе совершенно не идет этот цвет. И не стащил, а одолжил.

– Одолжить значит однажды вернуть. Не твой случай. А теперь захлопнись, или я уйду.

– Из своей собственной комнаты? Саму-Саму…

Осаму не дает ему договорить, подминая под себя и жадно целуя. Не от избытка чувств, а в не менее страстном желании заткнуть. Отвратительно действенный способ.

Атсуму всегда представлял себе, что это будет Событием Века. С драматичной музыкой, лепестками сакуры, неловкими признаниями шепотом и все такое. И вот это происходит на самом деле, но между ними будто бы ничего не поменялось.

Атсуму решает, что так ему нравится больше. Так ему по силам.

Но, конечно, есть в этой бочке меда пара ложек дегтя. Во-первых, Осаму опытнее его. У брата был парень в средней школе. Атсуму знает наверняка, что простыми поцелуями дело не ограничилось. В то время он еще не успел понять свои чувства, и притворялся, что брат его просто бесит, а сам места себе не находил от ревности. И здесь появляется «во-вторых»: мысль о том, что в этой самой постели его брат занимался сексом с кем-то еще, омерзительна. Атсуму об этом думать совершенно не хочет.

Он тяжело дышит, когда Осаму, наконец, отлипает от него. Атсуму никак не может понять по выражению лица Осаму, что тот думает. Вполне возможно, что Осаму тоже еще не знает, как ко всему этому отнестись. Атсуму его хорошо понимает.

Он и сам на пределе.

– Так ты знаешь, что надо делать или притворяешься? – спрашивает Атсуму, глядя на брата снизу вверх и надеясь, что ему удается выглядеть нахально. Все еще сложно поверить, что происходящее – не сон.

– Не желаю слышать подобное от девственника, – припечатывает его Осаму.

– Как ты… Откуда тебе знать вообще? – Об этом брат уж точно знать никак не мог. Ну, нет у него смазки и презервативов в тумбочке, и что теперь? Откуда такие выводы вообще. – У меня мог быть секс раньше!

Осаму даже не удостаивает его ответом. Козел.

Вместо этого он тянется за чем-то, что достал из ящика. Что-то оказывается бутылочкой с надписью. Смазка, вероятно.

Атсуму чувствует, как начинает гореть лицо. Он больше не может заставить себя посмотреть на брата и отворачивает голову к стене. Разговоры и фантазии – это прекрасно и замечательно, но трудно не испугаться, оказавшись в шаге от непоправимого. Сложно, эту черту переступить очень сложно. Не говоря уже о том, что голова все еще как у тумане. Дикость, неправильность происходящего настигает вновь, и противный голосок нашептывает вновь: «Остановись, пока вы не зашли слишком далеко». А еще: «Ты больной». И: «Да что с тобой не так».

– Тсуму?...

Атсуму не реагирует и продолжает гипнотизировать стену, мечтая провалиться сквозь землю и не думать о том, что натворил. Атсуму не привык быть таким слабым, проигрывать разуму, брату, эмоциям. Всему.

– Ладно, прекрасно, нет так нет.

Слова Осаму, решительные и окончательные, кинжалами впиваются в сердце, проворачивая, проворачивая, проворачивая…

– Ненавижу тебя, – упавшим голосом сообщает Атсуму.

– Ага, взаимно. – Брат, отвернувшись, садится на край кровати.

Атсуму судорожно выдыхает и поворачивается на другой бок, вжимаясь лицом в подушку, одними губами произносит:

– Люблю тебя.

– И это взаимно.

Как Осаму только его услышал, уму непостижимо.

– Вообще, – ровно произносит он, – ты первым начал.

– Ооо, свали.

– Это моя комната.

– Не моя проблема.

На несколько секунд повисает тишина. Атсуму чувствует, как перед глазами все плывет и кружится. Кажется, адреналин наконец спадает. Или в голове проясняется. Он отчаянно надеется, что второе.

А потом Осаму тихо спрашивает:

– Мы ведь не сможем просто забыть обо всем, да?

Ну, они бы могли, и все могло бы быть, как раньше. Пока кто-то снова не сорвался бы, а то и сразу оба, и история бы повторилась вновь. Слишком поздно врубать заднюю передачу.

Им придется с этим разобраться, хотят они того или нет.

– Не-а, – только и смог ответить Атсуму.

– Будет нехорошо, если кто-то узнает.

– Ммм.

Что-что, а так рисковать Атсуму уж точно не собирался, особенно в школе, особенно перед капитаном. Атсуму не был уверен, что Кита вообще человек, лучше лишний раз его внимание не привлекать.

– Ты скажешь уже что-нибудь толковое или так и будешь бревном бесполезным лежать?
Атсуму швыряет в него подушкой не глядя, промахивается. Теперь ему не только укрыться не за чем, но и лежать неудобно. Вставать не хочется, ведь тогда придется смотреть проблеме в глаза. Буквально.

Господи, как стремно-то.

Атсуму ненавидит быть «нормальным», но иногда очень хочется.

– Я не бесполезный, – отзывается он нехотя. Ругаться сейчас совсем не хочется.

– Тогда скажи мне, что ты сам думаешь обо всем этом.

Атсуму от неожиданности поворачивается к брату. Тот все еще сидит спиной к нему.
Осаму? Интересуется чужим мнением? Они что, в параллельной вселенной?

– Что.

– Что слышал, – Осаму, наконец, оборачивается, и Атсуму видит все невысказанное братом – в его глазах.

Да, им и правда нужно поговорить по-человечески. Без хождения вокруг да около и не надеясь, что другой все поймет без слов, но… Но.

Иногда им не нужны слова, чтобы понимать друг друга.

Мне тоже страшно, Тсуму.

Все-таки Осаму борьба с собой далась труднее. А бояться вместе даже спокойнее, и Атсуму дает слово:

– Я тебя не подведу.

Бросаться в омут с головой, как сегодня, не выход. Быть с кем-то другим Атсуму не хочет категорически. Можно прислушаться к голосу разума и отказаться от своих неправильных желаний, но так он уже пробовал, ни к чему хорошему это не привело.

Может, стоит перестать убегать от себя?

А еще пора бы этому голосу замолчать отныне и навсегда. Атсуму вытащит их обоих из этого дерьма, он, черт возьми, сможет, и если такой же голос отравляет жизнь Осаму, он и его заставит умолкнуть.

Атсуму садится, прижимается к спине брата, закрывает глаза и делает глубокий вдох. Считается, что влечет к тому человеку, чей запах нравится. Осаму не пахнет ничем. Может быть, когда вы вместе с колыбели, перестаешь различать такие вещи. Лично Атсуму так даже больше нравится. Так он чувствует себя дома.

– Честно говоря, не знаю, что делать дальше.

Вот и Атсуму тоже не знает. И правда, что? Встречаться? Но у них ситуация особая. Может, есть какие-то правила для таких, как они, типа «Как встречаться с собственным братом. Пособие для чайников»? Атсуму и в обычных-то романтических отношениях не разбирается, а тут…

Но они что-нибудь придумают. Они всегда находят выход из ситуации.

– Да наплевать, разберемся.

Что бы ни случилось, они пойдут до конца, не отступятся. Атсуму уверен. Может, он с самого начала знал, что иного пути у них и не будет. А раз знал Атсуму, то, конечно, знал и Осаму. Как никак, их сердца с рождения бьются как одно.

Так зачем им разлучаться?

@темы: Haikyuu!, рыбки-звезды

---

исповедь

Привет.
Я надеюсь, ты никогда это не прочитаешь. Поэтому пишу не тебе, пишу себе.
Я надеюсь, что однажды ты это прочтешь. Поэтому я пишу это сюда открыто.
Прочтешь и не напишешь мне.
Я хочу, чтобы ты мне написал так же сильно, как и не хочу.
Я хочу тебе написать также сильно, как и не хочу.
Сегодня я тебя вспоминала. На самом деле, я периодически тебя вспоминаю. И ты снишься мне, редко, но бывает. Так вот. Вспоминала и плакала. Потому что поступила максимально жестоко. Так жестоко я не поступала, наверное, ни с кем. Душа трескалась каждый раз, как ты мне писал. Я почти дословно помню последнее. Приглашение на день рождения. И ты писал с улыбкой. Типа, была не была. Вдруг. и я чувствовала себя червем. Мерзким червем. Потому что тебе хватило души мне писать. А я удаляла не читая, потому что эгоистка (мне было больно) и ссыкло (было страшно читать). Я знаю как сложно писать тому, кому, ты думаешь, больше не нужен. А ты смог. Куда мне до тебя)
Подарки я не выбросила, но отдала. Ну, точнее, подарила. А теперь вот попросила вернуть. Потому что мне вдруг захотелось, чтобы со мной была какая-то часть тебя. Воспоминание. Этого я больше не боюсь. И я, конечно, поплачу, скорее всего, когда получу их. Но слезы те будут хорошие.
Потому что я скучаю. Я неожиданно так сильно скучаю. Совершенно внезапно. И не просто поговорить, а обнять, потрогать, прижать к себе и разрыдаться как самая глупая баба. Как в дешевых бульварных романах. Меня просто магнитом тянет к тебе сейчас, тянет, и тянет, и тянет. Какого хуя вообще. Какого хуя. Почему ты ощущаешься так, будто нужнее всех на свете.
Я считала и считаю, что с тобой я могла бы бы счастлива. А ты - со мной. Удивительно было встретить человека, который ну настолько...Прямое попадание. Это горькая правда, но я хочу сказать и это.
Я почти написала тебе. Почти. Едва уже контролировала себя. Но меня остановило то же самое, из-за чего я ушла. И что это было я не скажу никогда. Ты не должен этого знать. Я против.
Я даже думаю, что меня торкает чувство вины. Скорее всего оно. Для меня это вопрос не закрыт, потому что я просто ушла в туман. Молча. Надеюсь, я преувеличиваю масштаб трагедии и тебе, в общем-то, было все равно. Надеюсь, что я была незначительна.
Потому что тогда я была бы не таким чудовищем)
Как ты там? Я надеюсь, хорошо. Пусть у тебя все будет хорошо.
Я прочитала твой дневник. Ты пишешь так же хорошо, как я и запомнила. Я зачиталась даже, будто книгой. Вот бы мне писать также. Пока читала, поняла, что улыбаюсь. Что уже не больно. Я успокоилась.
Я стабильна.

Я не стала писать тебе лично по двум причинам. 1) Прошло много времени. Зачем ковырять вавку. Тебе, возможно, будет неприятно возвращаться к этому эпизоду из жизни. Ты уже забыл, а тут я опять. Зачем? 2) Не помню вторую причину)) А, я не знала, зачем ты мне снова нужен. Нет, не в плане небрежности. Просто..Ну а что бы вы делали? О чем говорить? Хотя я чувствовала бы себя в безопасности, потому что я в другом городе. И меня не достать. Но все равно, я не знаю, что надо было бы делать после того, как я бы написала.

Ух, ну я и раскаталась. Столько держать в себе, наболело. Зато к концу поста я даже пошучиваю) Терапия работает.

Извини меня. Пожалуйста. Если помнишь, если читаешь, если злишься, если обижен. Прости меня. Если бы я могла переиграть, я бы все сделала по-другому. Лучше. Не так.Ты стал мне уроком. Очень важным уроком. Повлиявшим на меня достаточно сильно. Наверное, слабое утешение, но как есть.

Ты прекрасный человек. Удивительный. Как бы я хотела, чтобы мы остались нами и чтобы не было этого "но".

Пожалуйста, прости меня, прости меня, прости меня.

@темы: wrerednaw

---

Haikyuu!_"Волшебные", бокуроо, перевод

Выложено повторно, после вычитки.

Название: Волшебные
Оригинал: Magic
Автор: ArturoSavinni
Переводчик:  saltyzebra
Фендом: Haikyuu!
Пейринг: Бокуто Котаро/Куроо Тецуро
Персонажи: Бокуто Котаро, Куроо Тецуро
Категория: пре-слеш
Жанр: повседневность, романс, хэндсфетиш
Рейтинг: RG
Размер: 800 слов
Ссылка на АО3 =>> Волшебные
Ссылка на ficbook =>> Волшебные
Размещение: разрешаю, но черканите перед этим, приятно же)
Краткое содержание: Пальцы Куроо – как отдельное чудо света. Бокуто любит их и свою любовь не скрывает.


Крупные белые хлопья неторопливо кружатся в воздухе, неохотно падая а землю, отбеливая скучный, серый город. Сонный Бокуто наблюдает за снежным танцем через запотевшее окно их небольшой, но уютной квартирки.

Бокуто вздыхает так, как могут вздыхать исключительно счастливые люди, и переворачивается на другой бок, утыкаясь носом в живот Куроо. На Куроо вообще лежать удобно.

Ну, ладно, это не совсем правда. Куроо довольно костлявый. Еще очень высокий, долговязый. На его коленях, бывает, совершенно невозможно устроиться комфортно. Но! Сегодняшний день – исключение. Возможно, потому, что Куроо ласково ерошит волосы Бокуто.

Да, определенно поэтому.

Бокуто снова довольно вздыхает, не в силах сдержать улыбку. Двигаться совсем не хочется, даже чтобы сходить себе за порцией мяса.

Ну, ладно, перебор. Не настолько не хочется.

Бокуто косится одним глазом на Куроо. Тот увлеченно смотрит телевизор, не догадываясь, о чем думает друг, и продолжает рассеянно поглаживать, перебирать, тянуть. У Бокуто от удовольствия аж пальцы ног поджимаются.

Пальцы Куроо определенно волшебные. Длинные, тонкие, и при этом очень сильные. Огрубевшие, правда, от бесконечных тренировок с мячом – многочисленные крема и лосьоны, которых Куроо не жалел, не спасали.

И все же прикосновения получались нежными.

Как есть, волшебные.

Бокуто тянется всем собой, ловит руку Куроо, притягивая к себе. Куроо бросает на него мимолетный взгляд, улыбается и возвращается к просмотру программы. Ага, отвлекся. Ну и хорошо, теперь можно подольше поиграться с этими чудесными пальцами, а то обычно Куроо такие вещи почему-то смущают и даже раздражают.

Бокуто обводит каждый палец Куроо, не отрываясь, от первого и до последнего. Мягкие и грубые одновременно. Потрясающе. Бокуто целует кончик большого, указательного, среднего…На мизинце Куроо вздрагивает, но вырываться не торопится.

Успех.

Поцелуи тут же становятся более решительными и долгими. Каждому пальцу уделяется должное внимание, ведь каждый - особенный. А Бокуто непременно хочет показать всю любовь, какую эти потрясающие руки заслуживают.

– …Что ты делаешь?

Бокуто, моргнув, замирает как есть, с указательным пальцем у самых губ, и, чуть подумав, обезоруживающе улыбается лучшей из своих улыбок. Куроо шумно выдыхает.

– Просто мне нравятся твои руки, – Бокуто с жаром осыпает поцелуями запястье Куроо. – Хотя, если честно, больше всего я балдею от твоих пальцев.

И легко целует один в подтверждение своих слов.

Куроо морщится, но Бокуто замечает заалевшие щеки и, воодушевившись, продолжает смелее:

– Ага-а. Они такие длинные и тонкие.Кажется, сейчас как сломаются, но нет!

Он прижимается губами к большому пальцу Куроо.

– Они очень сильные.

Следом – к указательному.

– И могут остановить даже самую мощную атаку, – Бокуто на секунду замирает, обиженно насупившись:

– Что иногда очень раздражает, кстати…

Он вспоминает тот день, когда Куроо удалось блокировать его особенно сильную подачу.
Куроо смеется в ответ, и Бокуто, широко улыбаясь, подносит руку Куроо к губам и чмокает следующий палец.

– Твои пальцы идеально переплетаются с моими. Это так мило.

Еще поцелуй.

– Очень мило.

И, наконец, мизинец.

– Прям супер мило.

– Других слов не знаем, Бок-кун? –поддевает с улыбкой Куроо.

Бокуто хмурится.

– Нет, просто я… потерял дар речи от восторга. Да, точно! Это самое и потерял.

– Да ну? – фыркает Куроо.

А во взгляде, обращенном к Бокуто, – бесконечная любовь. Куроо, наклонившись, легко целует его в лоб и тянет с колен вверх. Бокуто, расплывшись в счастливой улыбке, прижимается к родному плечу.

– Знаешь, тебя слишком много, – бормочет он. Его переполняет счастье настолько невообразимое, аж до мурашек.

– Это меня-то слишком много? – удивленно переспрашивает Куроо, отстранившись и взглянув на Бокуто.

– Да, совсем с тобой голову теряю, – честно отвечает Бокуто и снова утыкается в плечо Куроо, обнимает его за узкую талию, прижимая к себе крепко-крепко. Куроо рвано выдыхает и обнимает также сильно в ответ, положив подбородок на макушку Бокуто.

– Ну, взаимно, – смущенно отзывается он.

Бокуто, повернув голову, целует Куроо в щеку и, намереваясь подремать на нем еще немного, начинает устраиваться поудобнее. И тут его озаряет.

– Эй! – он неожиданно дергается, пугая Куроо. – Ты меня отвлек!

Куроо вопросительно изгибает бровь:

– От чего?

Бокуто снова тянется за рукой Куроо и спешно возобновляет поцелуи, стараясь наверстать упущенное.

– От этого!

Куроо закатываетглаза, но улыбка выдает его с головой.

– Ах, конечно. Тогда, пожалуйста, продолжай, – и царственно кивает головой, мол, разрешаю, так и быть.

Бокуто знает, что ему, конечно же, частенько потакают. И все-таки, хоть чуть-чуть, но Куроо льстит подобное внимание к его пальцам. Внимание к себе. Бокуто сбивается со счета, прежде чем, множество поцелуев спустя, Куроо наконец высвобождает руку. Бокуто не противится: он уверен, что Куроо суть уловить успел.

Бокуто снова устраивается на его коленях, взгляд возвращается к падающему за окном снегу. Вечереет, и белые снежинки выделяются ярче на темном фоне. Бокуто смотрит на них, Куроо смотрит передачу.

Снегопад усиливается.

Сон, наконец, начинает вконец одолевать Бокуто. Сквозь дрему он чувствует, как эти замечательные пальцы снова ласково перебирают, трогают, ерошат…

Бокуто тает, а сны становятся ярче.

Точно – волшебные.

запись создана: 17.07.2018 в 00:26

@темы: Haikyuu!, рыбки-звезды

---

Haikyuu!_Перевод_Перезвони мне, ладно?

Выложено повторно, после вычитки.

Название: Перезвони мне, ладно?
Оригинал: anyway, call me back
Автор: norio
Переводчик:  saltyzebra
Фандом: Haikyuu!
Пейринг: Акааши Кейджи/Бокуто Котаро
Персонажи: Акааши Кейджи, Бокуто Котаро
Категория: пре-слеш
Жанр: юмор, повседневность, романс (?)
Рейтинг: RGе
Размер: 3 533 слова
Ссылка на АО3 =>> Перезвони мне, ладно?
Ссылка на ficbook =>> Перезвони мне, ладно?
Размещение: не возражаю, но укажите переводчика и хоть черканите, куда несете, приятно же)
Краткое содержание:

«Привет, Акааши. Тут такое дело… Как выбраться из запертой комнаты?»

«Акааши! Я сегодня видел сову! Вроде бы, это была сова… А может, просто лист такой огромный на ветке! Все равно улетно! Ну, в общем, у меня все путем. Перезвони! Хочу знать, чем ты занят! И что ел на ужин! Блин, есть захотелось…»

«Увидел в магазине твои любимые чипсы и накупил целую кучу, но потом вспомнил, что тебя-то уже нет, так что… Сам все съем! И, знаешь… Кажется, я скучаю по тебе. Ну ладно, пойду хомячить чипсы. Они же полезные, да? Перезвони, Акааши!»


«Добрый день. Вы позвонили Акааши Кейджи. Сейчас я не могу ответить на ваш звонок. Пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала. Спасибо».

«Хей-хей-хей, Акааши! Возьми трубку!.. Стой! Сегодня твой первый день на новой работе, да? Не бери трубку, Акааши! Выложись на полную! А чем ты занимаешься, кстати? Что-то в цифрами, да? Складываешь их? Смотришь на них? Как представлю – голове больно. Слушай, позвони мне перед игрой, ладно? Только не забудь, Акааши! Позвони и сказал что-нибудь суперободряющее. Если не позвонишь - никогда тебя не прощу! Да, кстати, это Бокуто».

«Я знаю, что звонил только что, но, Акааши, это важно. Ты должен позвонить мне до матча. У тебя там, конечно, будет уже поздно, но неужели нельзя встать в три часа ночи и позвонить мне! И давай не как в прошлый раз. Надо, чтобы ты сам что-нибудь придумал, а не просто за мной повторил. И не усни мне, как тогда. Для меня это важно! И этот матч очень важный! Ты мне нужен, Акааши! А, это Бокуто, если что».

«Ты до сих пор не позвонил, Акааши! Ты должен! Хотя бы смсни! Я страшно разозлюсь, если ты опять пришлешь грустный смайлик. Просто… Вот есть же типа счастливые носки у кого-то. Вот и у меня так же. Мне нужно, чтобы ты позвонил мне перед игрой, потому что ты - мой счастливый носок… Все, автобус приехал, мне пора бежать. Ах, да, это Бокуто! Позвони мне, Акааши!»

«Спасибо, что позвонил вчера ночью, Акааши. Жаль, что мы проиграли…Но зато ты сказал целых три предложения! Рекорд! А ворчание считается за предложение? Ну, в общем, перезвони мне».

«Привет, это я. Знаешь, в смс можно использовать не только смайлы. Мы вернулись в Японию, но ты, наверное, слишком занят на своей работе и не придешь. Мы тут тоже вроде все заняты. Прям очень заняты. Так заняты, как тебе и не снилось, Акааши. И к нам сюда нельзя, потому что наш тренировочный лагерь – супер-пупер секретный, и мы тут учим всякие крутые супертехники. И всяким Акааши Кейджи сюда вход воспрещен. Вот так вот».

«Эй, Акааши. Будешь свободен – приезжай к нам как-нибудь».

«Хей-хей! Я видел спящую птицу! И вспомнил о тебе».

«…занимался, и у меня плечо как-то странно хрустнуло. Эй, когда будет время, напомни, как ты там говорил? Если болит… продолжай? Да? Ну ладно. Позвони мне».

«Просто позвонил сказать, что со мной все хорошо. Оказывается, если болит - остановись. Непривычно, да? Совсем не так, как в старшей школе. Тогда ты всегда был рядом, присматривал за мной. С одного взгляда понимал, когда нужно закругляться. Даже грустно немного. Без тебя все не так, все по-другому. Я скучаю по тебе. Кстати, кто-то оставилогромную кучу мусора в автобусе, теперь там так воняет – не зайти. Что делать, Акааши? Я думал, стиральный порошок поможет, но теперь оно все просто в пузырьках. Перезвони, как сможешь».

«Сегодня чувствую себя намного лучше! Сон – реально крутая штука. А помнишь, в старшей школе у меня часто болела голова, и ты разрешал мне спать у тебя на коленях? Было здорово, пока ты меня не спихивал. Но мне все равно нравилось! Иногда я притворялся спящим и помню, как ты гладил меня по голове. А ты помнишь? Мне тебя не хватает, Акааши! Новый связующий совсем другой. Не хвалит никто, не смотрит за мной. Ты мне нужен, Акааши. Так что звони чаще!»

«Акааши, кое-что плохое случилось, и у меня пропало настроение. Совсем. Ты должен мне перезвонить. Или написать пятьсот смс. Что угодно. Ну, или можешь и не звонить. Я просто посижу тут весь мрачный и грустный».

«Ну что ты трубку бросаешь, Акааши! А ты бы не расстроился, если бы твой любимый сок раскупили?»

«Я сегодня видел такой красивый цветок! Знаешь, он был просто потрясающий. Такого же цвета, как твои глаза. Хотел сфоткать, но случайно заснял себя. Фотку все равно тебе отправлю, я тут хорошо получился».

«Мне кажется, я не нравлюсь этому связующему. И пасует он слишком близко к сетке! И такой злой сразу весь, если я не помнюо чем-то. Ну, то есть, ты тоже злился, но по-другому. Хотя, может, и нет, взгляд у него такой же был… Но все равно, с тобой было… Не знаю, я чувствовал, что могу доверять тебе, что ты со всем разберешься. И ты потом всегда улыбался мне, а у меня сердце сразу так быстро-быстроначинало биться. А он даже заметок про меня никаких не делает, вообще не наблюдает за мной. Странно, да? Ну, в общем, перезвони».

«Я все бы объяснил, если бы ты просто перезвонил! Я думал, это твоя любимая песня!»

«Привет, Акааши. Да, в общем, ничего такого. Просто чувствую себя странно. Вот, например,подумаю о тебе – и лицо сразу краснеет, а потом так жарко становится. Сосредоточиться не могу ни на чем. Решил передохнуть и выйти на улицу, но все равно чувствую себя плохо. Что со мной, как думаешь? Позвони».

«Ну… Да. Это правда была простуда. Ты лучше всех, Акааши. Что-то я устал. Позвони мне, когда получишь сообщение».

«Хей-хей. Хей. Хей, Акааши. Хей… Какой сейчас год?»

«Я тут думал. Прям, сильно думал. Как правильно произнести твое имя?»

«Аргх! Сегодня был ужасный день! Подбодри меня, Акааши! Хочу десять комплиментов, пятнадцать смс и одно ворчание. Не обсуждается!»

«Я скучаю по твоему голосу, перезвони мне».

«Как думаешь, совы сами-то знают, что они именно совы?..»

«Привет, Акааши. Ты когда звонил, я забыл тебе сказать, что следующий матч уже очень скоро! И в этот раз мы точно выиграем! Я теперь больше тренируюсь. Сможешь мне звонить и проверять, чтобы я не перезанимался? Ты нужен мне, Акааши! Не подведи! Это международный турнир. Наш самолет вылетает через несколько недель. Я тебе потом напишу, когда все начнется, так что сможешь записать игру и посмотреть, какой я крутой».
«Не бросай трубку, Акааши! Я сказал, что не дуюсь! Но я специально просил звонить мне ровно десять раз в день. А ты позвонил один раз! Имею право расстроиться! И вообще, я голодный. Позвони мне после работы. Как там у тебя дела, кстати?»

«У нас с тем связующим начинает налаживаться. Команда на взводе перед матчем. Думаю, у нас хорошие шансы. Хотя я всегда так думаю. Но мы реально в отличной форме! И мне все равно надо услышать от тебя, что я крутой, Акааши. Десять раз. Не важно, что ты думаешь на самом деле, просто скажи и все! И не хмыкай мне тут!»

«Мы дольше тренируемся теперь, и я быстрее устаю. Что думаешь, Акааши? Со мной что-то не так?»

«Хорошо так поговорили, Акааши! Всегда бы так! А я забыл тебя поздравить с повышением! Ты надежный, таких, как ты, ценят. Уверен, мои советы помогли. Говорил же, что с гелем для волос – беспроигрышно».

«Дети едят овощи? Им же полезно, да?»

«Хей, слушай, что расскажу. Забыл совсем, что сегодня дождь, пришлось идти за новым зонтом. А знаешь, что на нем нарисовано? Капельки, а на них–всякие мордочки. Что они такое? Вроде как популярны сейчас. На кошек похожи? Или на птиц? Почему ничего нет с волейбольными мячами! Я бы точно купил такой зонт!»

«Ак-ааши».

«Кааши».

«Акааши, Акааши, Акааши-Акааши-Акааши-Акааши».

«Я… Я тут выпил немного. С ребятами. Но я не пьян. Я не пень. Я не… Эй. Эй, ты такой замечательный друг, Акаааши. Акасссхи… Ты. Просто. Космос. Ты такой один! Самый лучший. Эй. Эй, я никогда никому этого не говорил. Это секрет, шшшшш. Но ты… Только ты… Ты мой самый лучший друг. А я тоже тебе нравлюсь, Акааши? Акааааааши».
«Эй. Эй. Эй, ты. У меня есть секрет. Однажды… Однажды я увидел, как ты складываешь мой пиджак, так аккуратно еще. Хотя сказал, что не будешь, даже если я попрошу… Но все равно сложил его. Свой ты так – вжух! - и все. Ас моим ты был так аккуратен, будто… Будто он был какой-то особенный. С такой заботой. Мне понравилось. Это… было здорово. Ты мой самый лучший. Да, точно, мой самый лучший».

«Никому не позволяй говорить, что ты лузер, Акааши! Ты самый классный чувак из всех, кого я знаю! Высший класс!»

«Акааши, ты такой замечательный. В смысле, вот смотрю я на тебя и думаю, какой же ты необыкновенный. Думаю, типа, ух ты. Вот это парень. Он мой др…дрррруг. Ты мой друг. Ого. Вот это да! Надо всем рассказать!.. Вот это да!»

«И вообще, что за странные создания такие – дикобразы?»

«Совы крутые! Они ухают!»

«Как думаешь, я слишком часто звоню? Иногда мне кажется, что да. Ведь всегда я! Только я звоню! Но перестать ты не просишь. Думаю, тебе даже нравится. Немного. Думаю, ты уже привык. И я… Я рад этому. И тебе я рад. А тебе приятно, что ты мне так нужен? Или ты думаешь, если бы ты был мне не нужен, я бы не звонил? Просто думаю. Вслух. Ты бы сразу же сказал мне отвалить, если бы я раздражал. А я ведь ужжжасно раздражающий. Зачем ты меня терпишь такого?..»

«Лежу на кровати. Думаю разные мысли. Эй, только представь. Вот моя мысль. А так звучит мой голос. Ух ты».

«Акааши! Ты удивительный! Удивительный, классный и самый хороший! Ты мой лучший друг! Хочу тебя обнять! Если бы ты был здесь, я бы тебя так обнял, ух! Тебе бы понравилось. Ты такой чудесный. Ты. Такой. Офигенный. Офигеннейший. Все время скучаю по тебе. Псс. Псс. Иногда я звоню, просто чтобы услышать твой голос, даже если попадаю на голосовую почту. Только не говори Акааши».

«Обалдеть, моя рука такая огромная!»

«Акааши. Это я. Бокуто. Голова раскалывается. Мне кажется, я звонил тебе раз сто. Скажи, если наговорил чего-то странного. Я был сильно пьян, поэтому не обращай внимания! Больно даже от звука собственного голоса. А, черт, пойду посплю».

«Тренировка идет отлично! Мы все уже готовы к новому турниру. Если ты не посмотришь, я тебя не прощу! Или прощу. Ну, в общем... Посмотри! Ладно, мне пора».

«Самолет приземлился, и сейчас мы в отеле! У меня прекрасный вид из окна на кирпичную стену. Обожаю на нее смотреть. Отправил тебе фотки. Игра через два дня, и мне нужно, чтобы ты позвонил, ладно? И помни, я жду что-нибудь одобряющее! Может, потом тебе видео отправлю. Будет здорово».

«Все на взводе сегодня. Это суперважная игра. А еще у нас было барбекю сегодня! Было так круто! Мясо вкуснющее. Мне кажется, остальные злятся, потому что я съел их порции, но… Было слишком вкусно. Ну, все, я иду спать. Завтра день перед великим днем, и мне нужно подготовиться к этому пред-пред-дню».

«Акааши! Ты – в боль-нице! В больнице!.. Такси, эй, такси!.. Мне твои родители рассказали! Почему ты в больнице?! Акааши! Перезвони!»

«Переработки?! Акааши, на тебя это не похоже! Не умирай! Я лечу к тебе!.. Да где этот чертов аэропорт?!»

«Аккаши, не смей умирать, дыши! Вдох, выдох, вдох, выдох, вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох-вдох-выдох. Мне тяжело дышать! Я страшно переживаю, Акааши! Надеюсь, с тобой все хорошо! Твои родители сказали, ты поправишься, но еще они наговорили разной медицинской фигни, а я не слушал и теперь переживаю. Как тебя угораздило упасть в обморок? Ты не падаешь в обмороки! Так нельзя! Я запрещаю тебе!.. Запрещаю, так и знай!»

«Акааши!»

«Как же долго добираться до Японии! Почему до сих пор не изобрели телепорт? Может, полететь на почтовом самолете? Хорошая идея, да? Да?!»

«Акааши, Акааши, Акааши!»

«Акааши, я погуглил! Обморок! От переутомления! Это плохо!»

«Я тоже падаю без сил после тренировок, но это совсем другое, потому что это я! А ты – это не я! Ты должен быть как ты! Да где же этот самолет? Я лечу к тебе, Акааши! Ой, кто-то смотрит... Уже лечу, в общем!»

«Акааши, я переживаю. Сильно переживаю. И некому сказать мне успокоиться.Вот я и схожу тут с ума схожу. Я волнуюсь. Ты же всегда следил за нагрузкой, а теперь что?Не надо так, понял? Перезвони, когда получишь это сообщение. Я переживаю».

«Как это всего пять минут прошло? Самолет скоро будет. Я перепробовал все, что ты советовал. И до тысячи считал, и бумажки разрисовывал. Не работает. Я все еще очень переживаю».

«Акааши, мне страшно. Позвони мне, когда ты выпишешься из больницы и получишь все мои сообщения, ладно? Я... Я боюсь за тебя».

«Хей, Акааши! Я накупил кучу всяких вкусностей в магазине, пустишь меня к себе? Только не злись! Все любят гостей! И еще, по поводу игры. У меня сильная команда. Конечно, у них нет тебя, но они все равно сильные. Просто другая команда оказалась сильнее. Жалею ли я? Да, о многом! Но я ни капли не жалею, что приехал к тебе. Так что открой мне, когда я приду».

«Смог увидеть тебя всего дважды. И то, один раз ты спал! Отстой, да? Еще я хотел сказать тебе, Акааши, что, эм… Там, куда мы летим сейчас... Там реально отвратительная связь, так что звонить буду нечасто. Я не вру! Наверное, кажется, будто вру, но я совершенно точно говорю правду. Так что не волнуйся, ладно? Побольше отдыхай. И поправляйся. Это Бокуто, если что».

«Хей, прости, что не звонил целый месяц. Но ты видел ту игру? Ты видел тот удар? Ты видел, что я… О. О, ага. Ладно, иду. Извини, Акааши, надо бежать. Посмотри игру! Или… Или не смотри. Как хочешь».

«Я собирался перезвонить тебе, но неделя бешеная. Игра была классная, да? Мы со связующим наконец-то поладили. Мне кажется, он гений или что-то вроде того, не знаю. Его подачи такие точные, забивать с них просто улетно. Он потрясающий. Ну, ладно, мне пора. Если не хочешь, можешь не звонить. Все, я пошел!»

«Акааши, я не зазнаюсь, не надо мне тут! В смысле… Ну, все ок. Я давно знаю, что у меня есть фанклуб. Это так круто! Если мне грустно, я теперь всегда могу почитать, какой я офигенный! Так что… Так что тебе не нужно больше так сильно переживать, Акааши. Если ты вообще переживал. Наверное, нет… Ну, в общем, береги себя, ладно? Знаю, это было давно, но ты все же постарайся больше не перерабатывать».

«Связующий заметил, что часть приемов у меня получается не важно, и мне наняли специального тренера. Он реально следит за мной и учит всякому! Мне сказали, что теперь он всегда будет со мной работать. Разве не здорово? Ну, ладно, мне пора. Напиши мне или позвони, если будет время».

«Хей, привет. Извини, мы тусили с командой. Глазам не поверил, когда увидел пропущенные от тебя. Ты мог оставить сообщение, знаешь ли! Я постараюсь перезвонить, когда ты не будешь занят на работе».

«Хей, Акааши. Это Бокуто. Ты был такой тихий прошлый раз. Ну, то есть, ты всегда тихий, но просто… Не как обычно тихий. Мне показалось, ты хотел что-то сказать, но так и не сказал. Извини, мне пора, наш связующий хочет попрактиковаться еще немного. И я все еще занимаюсь с тем тренером, так что у меня все хорошо. Хочешь, пришлю тебе свой график тренировок?»

«Извини, я снова ненадолго! Ну, знаешь, фанклуб, все дела. Не понимаю, как они узнали меня в ресторане. У меня были солнцезащитные очки, и вообще! Но, да, мне нравится, когда они восторгаются мной. Я ведь и правда потрясающий и необыкновенный! И теперь мне говорят об этом! Часто!.. Нужно бежать на тренировку. Перезвоню!»

«Извини, что не позвонил вчера! Ну, хотя, вряд ли ты ждал… Снова этот фанклуб. Никак не привыкну, они такие… шумные. У меня еще никогда такого не было! Постоянно говорят мне только то, что я хочу слышать! Знаю, ты переживаешь, что я зазнаюсь, но даже не знаю… Мне кажется, это мило. Я думаю, это… А, забудь, не важно. Еще раз извини, Акааши! Я точно позвоню завтра!»

«Акааши, прости! Я видел твой пропущенный! Ты звонил по поводу того билборда с нашей командой? Круто смотрится, да? Наверное, это… Черт, мне надо бежать. Я напишу тебе! Услышимся, Акааши!»

«Что-то не так? Я знаю, мы не часто созванивались в последнее время, но я видел видео с одной вечеринки. Ты там был. Но ты не выглядел… счастливым? Или… Я не знаю! Сложно объяснить! Вроде и несчастным не выглядел, но обычно ты… ну, в общем, выглядишь более... Живым, что ли. А ты просто молча смотрел на свой стакан. Опять помираешь на работе? Акааши, говорил же тебе, будь, как я! Блин, нет, лучше не будь».

«Знаю, ты не любишь, когда про тебя рассказывают куче всяких разных людей, поэтому я поговорил только с моей командой, тренером, наставником, Куроо, старыми одноклассниками и Цукки. Нужно было с кем-то посоветоваться. Да, я мало звонил в последнее время… О! Может, все дело в этом! Тебе одиноко?Не переживай, Акааши, я сейчас позвоню нашей старой школьной команде, вам вместе веселее будет! Я гений!»

«Что-то случилось, Акааши? Перезвони, как послушаешь сообщение. Пять пропущенных – на тебя это не похоже».

«Привет, Акааши. Получил твое сообщение… Не совсем все понял. Перезвони, ладно? Я правда не догнал это твое “я вам больше не нужен”. Не привык я так много думать! Может, я делаю что-то не так? Прости, Акааши, я реально очень занят сейчас. Но скажу тебе одну вещь. Я правда хотел показать, что могу справляться и без тебя! У меня есть крутой связующий! Фанклуб, который обожает меня, иперсональный тренер! Но я все еще хочу, чтобы ты был со мной. Не потому, что нужно. А потому, что хочется. Перезвони».
«Я знаю, что только что отправил тебе голосовое, но я тут думал, а вслух мне думать легче. Когда ты тогда упал в обморок, я реально испугался. Знаю, ты был такой "бла-бла-бла, Бокуто, бла-бла, нет причин для беспокойства, бла-бла-бла". Я не особо слушал, потому что думал, как бы стянуть у тебя пудинг. Я понимал, что ты загремел в больницу из-за работы, и вряд ли виноваты я и мои назойливые звонки и сообщения.Я заметил, что ты чувствовал себя виноватым, что я тогда прилетел… Так вот. Я больше не хочу, чтобы ты переживал за меня. Ужасно приятно, когда ты звонишь перед игрой, но, может, я слишком давлю на тебя. Ты знаешь меня лучше всех, Акааши. И знаешь, что мне нужно много внимания. Но это совсем не значит, что я не могу обойтись без него. Как-то так».

«Да, прошла всего минута со второго войса, но я все еще думаю! В старшей школе ты всегда присматривал за мной, знал, когда я неважно себя чувствовал, и даже знал, почему! Голодный я был, или у меня ногти слишком отросли, или забыл свой обед. Иногда ты позволял делать то, что мне хотелось. Помнишь, тогда, в тренировочном лагере, я замерз и захотел спать вместе, а ты ворчал, что я постоянно тяну одеяло на себя, но все равно позволил лечь рядом? Или когда я хотел попробовать поднять тебя, а ты сказал, что я тебя уроню, но все равно разрешил? Вот типа такого всего. Ты из тех, кто всегда думает о других. Я думал, тебе станет легче, если больше не нужно будет этого делать. Я ошибся? Думаю, ты крут, Акааши. Знаю, я не часто это говорю, потому что не круто мне так говорить, а хочется, чтобы ты знал, что я такой весь из себя такой крутой. Но ты тоже крутой».

«Это опять я. Может, я был не прав. Может, ты мне еще нужен. Немножко. Например, твои сообщения перед игрой. Но думаю, все же будет лучше, если я перестану нуждаться в тебе. Я просто… хочу тебя. Хочу, чтобы у меня был ты, Акааши. Ничего страшного на самом деле не случится, если ты не позвонишь перед игрой, но я хочу, чтобы ты просто звонил. Я не затренируюсь до смерти, но хочу слышать твой голос после тренировки. У меня миллионвосторженных фанатов, но я хочу слышать, как меня хвалишь ты. Я хочу в свою жизнь тебя. Я. Хочу. Тебя. Я хочу тебя. Эм… Но это не признание в любви или что-то такое! Поэтому не пойми неправильно! Но, да, я хочу тебя себе».

«Так, стоп. Стоп, стоп, стоп-стоп-стоп-стоп. Акааши. Акааши, я думаю, что это все-таки было признание. Акааши! Я думаю, ты мне нравишься! Перезвони меня! Это потрясающе! Ты мне нравишься? Ты мне нравишься! Ты нравишься мне. Позвони мне. Позвони прямо сейчас!»

«Акааши! Ты мне нравишься!»

«Да, именно в романтическом смысле! Ты нравишься мне в романтическом смысле!»
«Как же круто! Эй, когда мы пойдем на свидание, давай держаться за руки! Хочу держаться за руки! И тогда ты точно никуда от меня не денешься. Не денешься ведь, да? Давай держаться за руки все время! Ну, когда не надо будет в туалет или все такое… Но все остальное время!»

«Мы же сможем целоваться, да? Мы точно сможем! Офигенно! Почему я не подумал об этом раньше! Эй, Акааши, перезвони. А я тоже нравлюсь тебе? Потому что… Ты мне правда нравишься».

«Если подумать, поцелуй – это зарядка для рта».

«Ты еще не звонил, но я тут подумал. Снова. Мне нравится, как сильно ты мне нравишься. Это просто нечто! Ты нравишься мне. Нравишься. Нравишься. Позвони мне!»

«Хей-хей-хей! Вы позвонили Бокуто Котаро! Скажите, что хотели, после “биип”. Эй. Акааши, думаю, я все правильно сделал в этот р…»

«Это Кейджи. Надеюсь, вы прослушаете это сообщение до начал игры. Матч я запишу, но мы все равно увидим повтор в новостях. Пожалуйста, соберитесь и выложитесь на полную.Вы когда-то присылали примеры того, что хотели бы услышать от меня перед игрой. Так слушайте внимательно. “Бокуто Котаро – лучший. Лучший из лучших”. И я еще кое-что хотел добавить от себя. Я люблю вас. Пожалуйста, позвоните мне после игры. Я буду ждать».

запись создана: 14.06.2018 в 18:43

@темы: Haikyuu!, рыбки-звезды